Борис Сичкин: Я – Буба Касторский - [38]

Шрифт
Интервал

– Что бы тебе подарить? – Снял с себя галстук и протянул мне: – Держи на память!

Зная, что у него нет ни одной копейки советских денег, я потребовал:

– Дай 20 копеек, тогда возьму!

Боря рассмеялся:

– Умоляю, возьми так! – И, видимо вспомнив последние неспокойные годы, сказал: – Писать не буду. Мало ли что с тобой…

Фразы не договорил. Сердце защемило. По застекленному коридору уже за границей шли люди с надеждой, грустью, тревогой, с обостренным чувством неизвестности…

.. Невольно перед мысленным взором возникает улыбающийся образ Бориса и его слова: “Что касается меня, я в полном порядке!”»

Вена – Рим – Нью-йорк

Путь советского эмигранта начинался в ту пору с таможни аэропорта Внуково и самолета Москва – Вена. Добрый товарищ Бориса Сичкина певец-эмигрант Михаил Гулько, уезжавший вместе со своей семьей в том же 1979 году, описывает мытарства беженцев такими красками:


«Итак, самолет. Австрия – первая остановка. Запомнил я Вену плохо, потому что был там недолго. Поразило, без сомнений, изобилие в магазинах, а так особых впечатлений не вынес. Из Вены эмигрантов отправляли в Рим. В памяти встает вокзал, суета, толкотня и абсолютно ужасный поезд едва ли не с забитыми досками окнами вагонов. Со мной родственники и ворох чемоданов. Кое-как расположились, забросили багаж, чуть не оставив на перроне сумку. Тронулся состав. Ехали ночь. Наконец Вечный город – Рим. Здесь нам предстояло пробыть несколько месяцев, ожидая разрешения на въезд в Штаты. Дольше всех сидели те, кто хотел в Австралию – без малого год или в Канаду – полгода.


С Михаилом Гулько и поклонницей за кулисами «Звездной пурги». Борис Михайлович в прекрасном настроении после горячего приема публики. Москва, 2000


Про Италию я знал только одно – здесь орудует мафия. Потому на каждого смотрел с подозрением. В Риме сняли квартирку неподалеку от Ватикана. Так все делали: находили жилье, потом приносили счет от хозяина, а эмигрантская организация оплачивала его.

Все расселились в разных районах, но каждое утро бывшие советские граждане встречались на базарчике, где с рассвета кипела торговля. Называлась эта толкучка почему-то “Американо”. Кавдый пытался продать свои нехитрые “сокровища”: матрешки, икру, палехские шкатулки, книги по искусству, деревянные ложки, фотоаппараты. По рынку бродили итальянцы, желающие приобрести что-нибудь за гроши, и фланировали цыганки в ярких одеждах с множеством карманов, куда они очень ловко прятали всё, что им удавалось стащить. Одну такую “мурку” я поймал буквально за руку и, невзирая на ее “справедливые” крики: “Невиноватая я!” – все-таки вызволил свою баночку икры. Сбыть удавалось не всё и не всем. Конкуренция на “Американо” была страшная, а набор товара у всех практически идентичный. Как-то я гулял по Риму и думал, как же мне удачнее распродать свои “рашн сувенире”, и тут увидел нищего музыканта. Я уже встречал его раньше. На вид холеный, с приятным лицом, розовощекий. Нищий?! Такой нищий богаче нас всех!

Он бойко играл на таком маленьком аккордеончике. И тут меня осенило. Подошел к нему: “Сеньоро, продай инструмент!” Он отвечает: “Прего! У меня еще есть!” Взял инструмент и на следующий день пришел на базар пораньше, в шесть утра. Занимаю первый стол, достаю бутылочку водки, сало, хлеб, режу огурчик, расставляю все свои “подарки” и разворачиваю аккордеон. Как выдал “итальяно”, и “Соле мио”, и “Сорренто”! Тут они к моему прилавку как ломанулись!..

И крали, и покупали, и просто стояли, слушали. А я играл, водочку пил, закусывал хлебушком с колбаской и создавал ажиотаж. Выпивал не для удовольствия – холодно было. Иначе бы я просто не выдержал столько времени на улице. Всё это было весело очень. Аккордеон этот маленький в Америку – уже не помню почему – вывезти не мог и продал его накануне отъезда вместе с часами прямо с рук».


Наверняка пришлось пережить что-то подобное и главному герою нашего повествования. Так или иначе, в 1979 году Борис Сичкин оказывается в Нью-Йорке и поселяется в Квинсе. Он скоро понимает, что язык в объеме и качестве, годных для съемок в Голливуде, ему не освоить никогда. Но духом (как всегда!) не падает: начинает работать в сборных концертах, ведет свадьбы, изредка выступает в ресторанах Брайтона, раз в год дает большой сольный концерт. Жена Галина Рыбак, напротив, быстро находит себя в новых реалиях и устраивается преподавателем балета и гимнастики. Занимается она этим, между прочим, по сей день, несмотря на то что ей далеко за восемьдесят.


Сергей Довлатов


Борис Сичкин был популярным человеком в русской общине. Его любили, над шутками его смеялись, элегантностью восхищались, вот только, кроме моральных, других дивидендов эта слава не приносила… С ним дружили и общались самые разные люди: от простого пенсионера до маститого писателя Сергея Довлатова. Последний посвятил яркому образу артиста ряд зарисовок «с натуры». Скажем, такую:


«Сичкин жил в русской гостинице “Пайн” около Монтиселло. Как-то мы встретились на берегу озера.

Я сказал:

– Мы с женой хотели бы к вам заехать.

– Отлично. Когда?

– Сегодня вечером. Только как мы вас найдем?


Еще от автора Максим Эдуардович Кравчинский
Музыкальные диверсанты

Новая книга известного журналиста, исследователя традиций и истории «неофициальной» русской эстрады Максима Кравчинского посвящена абсолютно не исследованной ранее теме использования песни в качестве идеологического оружия в борьбе с советской властью — эмиграцией, внешней и внутренней, политическими и военными противниками Советской России. «Наряду с рок-музыкой заметный эстетический и нравственный ущерб советским гражданам наносит блатная лирика, антисоветчина из репертуара эмигрантских ансамблей, а также убогие творения лжебардов…В специальном пособии для мастеров идеологических диверсий без обиняков сказано: “Музыка является средством психологической войны”…» — так поучало читателя издание «Идеологическая борьба: вопросы и ответы» (1987).Для читателя эта книга — путеводитель по музыкальной terra incognita.


Русская песня в изгнании

«Русская песня в изгнании» продолжает цикл, начатый книгами «Певцы и вожди» и «Оскар Строк — король и подданный», вышедшими в издательстве ДЕКОМ. Это первая книга об эстраде русского зарубежья, которая не ограничивается периодом 20–30 гг. XX века. Легким литературным языком автор повествует о судьбах, взлетах и падениях артистов русского зарубежья. Как сын русского казака, инкассатор из Болгарии Борис Рубашкин бежал на Запад и стал звездой мировой оперной сцены, а потом был завербован американской разведкой? Как подруга Матисса и Майоля, а в дальнейшем миллионерша-галерейщица и автор уникального альбома «блатных песен» Дина Верни попала в гестапо и выбралась оттуда благодаря любимому скульптору Адольфа Гитлера? Как Федор Иванович Шаляпин относился к ресторанным певцам и цыганскому романсу? Почему А. Вертинский и П. Лещенко падали перед ним на колени и целовали руки? Какое отношение к песням эмигрантов имеют Максим Горький, Лев Толстой, Иосиф Бродский, братья Мавроди, Александр Солженицын, Ив Монтан, Михаил Шемякин и Эдуард Лимонов? Как живется сегодня на вновь обретенной родине Вилли Токареву, Михаилу Шуфутинскому и Любови Успенской? А еще две истории о русской мафии, любви и, конечно, ПЕСНЕ. Компакт-диск прилагается только к печатному изданию.


История русского шансона

«История Русского Шансона» — первое масштабное исследование самого спорного и одновременно самого популярного в России жанра.Читателю предстоит увлекательное, полное неожиданных открытий путешествие от городского и цыганского романса до песен Михаила Круга, Елены Ваенги и Стаса Михайлова.


Песни, запрещенные в СССР

Книга Максима Кравчинского продолжает рассказ об исполнителях жанровой музыки. Предыдущая работа автора «Русская песня в изгнании», также вышедшая в издательстве ДЕКОМ, была посвящена судьбам артистов-эмигрантов. В новой книге М. Кравчинский повествует о людях, рискнувших в советских реалиях исполнять, сочинять и записывать на пленку произведения «неофициальной эстрады». Простые граждане страны Советов переписывали друг у друга кассеты с загадочными «одесситами» и «магаданцами», но знали подпольных исполнителей только по голосам, слагая из-за отсутствия какой бы то ни было информации невообразимые байки и легенды об их обладателях. «Интеллигенция поет блатные песни», — сказал поэт.


Рекомендуем почитать
Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.