Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [195]

Из Лондона граф Бенкендорф передал Нератову опасения британцев, что в Тегеране, в результате давления России, может прийти к власти ультранационалистическое правительство, а регент уйдет в отставку. Николсон жаловался, что анархия в Персии наносит вред британским интересам на юге страны, делает Грея уязвимым в парламенте. Бенкендорф призывал к политике компромисса между двумя державами и Персией; но Нератов, чувствуя поддержку царя, не обратил внимания на этот совет. Не больше внимание он обращал на британского поверенного в делах в Санкт-Петербурге О'Бейрна, которому сообщил 19 октября, что, хотя Россия еще не приняла решение о «крайних мерах», но возможность отправки в Персию войск, если ситуация не улучшится, не исключена.

В телеграмме Поклевскому, отправленной 22 октября, Нератов еще раз подтвердил свою поддержку действиям Похитонова, в которых он видел «только правильное понимание и исполнение им своих обязанностей». Нератов считал, что между посланником и консулом нет принципиальных разногласий, просто Поклевский выбрал более мягкий тон. Персам необходимо преподать урок, и Поклевский получит русские войска, которые придадут вес его требованиям. Что же до мнения персов, «не следует забывать, что персы уступают только силе и объясняют каждую уступку себе слабостью противной стороны». (Царь заметил на полях: «Очень хорошо».)

В четвертой телеграмме за тот же день Нератов поручил Поклевскому проинформировать персидского министра иностранных дел о взглядах России, вернуть персам ноту с требованием об отзыве Похитонова и Петрова, потребовать извинений перед русским консульством за нанесенные его служащим оскорбления и немедленного вывода шустеровских жандармов. Наконец, в личной телеграмме он заявил, что нельзя дальше откладывать представление русских требований персам. Что же касается просьбы Поклевского о том, чтобы покинуть Тегеран, он не может ответить согласием без разрешения царя, которое невозможно получить быстро.

Поклевский оказался в незавидной ситуации. Не только Похитонов в Тегеране, но и Миллер в Тебризе, Дабижа в Мешхеде, Некрасов в Реште и другие – все начали обращаться через его голову непосредственно к Нератову. Консулы выступали в защиту жесткой линии и в один голос призывали к вооруженной интервенции. Еще за месяц до инцидента с Шоа' консул Некрасов просил прислать канонерку и эскадрон казаков с пулеметами. Поклевский выступил против, указав Нератову, что Некрасов отказывается думать не только о целях, которые преследует в Персии русское правительство, но и обращать внимание на сложившуюся здесь обстановку. Если бы предложенные им меры были приняты, России пришлось бы оккупировать

Гилян и вводить там прямое управление. «Возможность такого варианта на будущее, конечно, не исключена, но в настоящее время для этого нет достаточных оснований». Нератов затянул с ответом до 25 октября. Когда же он наконец написал Поклевскому, тот увидел, что министр иностранных дел встал на сторону Некрасова. Нератов принял данную Некрасовым оценку ситуации, косвенно обвинил Поклевского в бездеятельности и заявил, что если персы не удовлетворят все требования России, то русские примут такие меры, какие сочтут необходимыми для защиты своих интересов. В этом случае казаки, расквартированные в Реште, усиленные дополнительным эскадроном, получат приказ действовать.

Именно неповиновение Похитонова и агрессивное поведение остальных консулов, действовавших с полным пренебрежением к мнению посланника в Тегеране, легли в основу легенды, которую позже поддерживали и использовали Э. Грей, А. Николсон, Дж. Бьюкенен и прочие сторонники англо-русской дружбы любой ценой. Эта легенда утверждает, что русское правительство пыталось честно выполнять условия англо-русского соглашения 1907 г., но его часто подводили собственные агенты в Персии – агенты, вышедшие из старой школы Азиатского департамента.

Как любая легенда, эта легенда тоже содержала в себе элемент истины. Подавляющее большинство русских представителей в Персии – консульских, финансовых и военных – были империалистами, настроенными антибритански и антиконституционно. Однако они не извращали политику Санкт-Петербурга. Напротив, они гораздо тоньше чувствовали подлинное настроение высших государственных чиновников и самого царя, нежели несчастный Поклевский-Козелл[46].

Сопротивляясь давлению Нератова, требовавшего более решительных действий, и понимая слабость своей позиции в Санкт-Петербурге, Поклевский еще раз изложил свои взгляды по делу Шоа'. Он отверг похитоновскую версию инцидента, отнеся «к области фантазии» жалобу на жандармов, направивших свои винтовки на служащих консульства. Поклевский подчеркнул, что Похитонов знал его мнение о собственности Шоа' ос-Салтане; знал, что это дело касалось только дипломатической миссии, и все же вмешался. Поклевский требовал: «Для поддержания служебной дисциплины и предотвращения в будущем опасной игры вооруженными силами со стороны русского консульства считаю абсолютно необходимым: 1) чтобы Похитонову было приказано следовать инструкциям, выданным ему дипломатическим представительством 27 сентября (10 октября) прошлого месяца… 2) чтобы генеральному консульству было приказано, начиная с настоящего момента, представлять в миссию копии всех своих телеграфных и иных докладов в министерство иностранных дел».