Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [188]

Британцы не сумели понять игру Сазонова. Внешняя готовность русского министра иностранных дел принять требования Германии в отношении линии Ханекин– Тегеран показалась им глупой и вредной. Даже опытный А. Николсон не оценил рискованной игры Сазонова, не понял его мотивов. Ему показалось, что Сазонов «легкомысленно отдал Германии все то, что Извольский решительно намеревался удержать», причем «сдал все это, не получив взамен вообще ничего». Сбитый с толку Николсон писал: «Я не в состоянии понять, как Сазонов может быть так слеп к последствиям того, что он делает». Дж. Бьюкенен считал соглашение дипломатической победой Германии и ошибкой Сазонова.

Императоры Вильгельм и Николай встретились в Потсдаме в ноябре 1910 г., но окончательное соглашение по Персии было подписано только в августе 1911 г. В нем формально признавались «особые интересы» России в Персии, тогда как Германия, согласно тексту соглашения, имела там лишь «коммерческие цели». Германия обещала не добиваться железнодорожных, шоссейных и телеграфных концессий в русской зоне, а Россия, в свою очередь, брала на себя обязательство построить линию Тегеран – Ханекин в течение оговоренного промежутка времени после завершения строительства северного участка Багдадского шоссе. Втайне Германия также обещала не строить железнодорожных веток от Багдадской дороги в направлении Кавказа и Персии. С Турцией, жизненно заинтересованной в подобных ветках для восточных провинций, никто не советовался.

«Правительство царя решило получить компенсацию за сделанные Германии уступки путем усиления своей позиции в Персии за счет Англии», – писал советский историк Ефремов. Связь между улучшением отношений России с Германией и ее возросшей воинственностью в Персии очевидна. Ясно также, что Россия сумела воспользоваться марокканским кризисом для продвижения своих интересов в Персии; она знала, что Британия не посмеет одновременно ввязаться в конфликты с Германией и Россией.

27 апреля 1911 г. султан Марокко Мулаи Хафид обратился к Франции за помощью против мятежников в городах Фес, Рабат и Мекнес. Французские войска пришли на помощь султану. Германия, поняв, что страна полностью попала в руки французов, потребовала компенсации. 1 июля у берега Адагира появилась канонерка «Пантера». Казалось, вот-вот вспыхнет франко-германская война. Британцы отреагировали на эти события с необычной решительностью. Ллойд Джордж в своей речи в резиденции лорд-мэра Лондона заявил, что Британия на стороне Франции. Когда же германский посол Меттерних заявил Грею протест, первый лорд адмиралтейства привел военно-морской флот в боевую готовность, поскольку он в любой момент может подвергнуться нападению. Германии пришлось выбирать между войной и отступлением. Она отступила, как и Россия во время боснийского кризиса.

Пользуясь возникшей в Европе критической ситуацией, Россия приложила много усилий летом 1911 г. для восстановления доминирующего положения в Тегеране, какое она занимала во времена правления Мозаффара эд-Дин-шаха и Мохаммада Али-шаха. Наиболее простым и наименее опасным способом вернуть прежнее положение было восстановить на троне Мохаммада Али-шаха.

Бывшему шаху выбрали для изгнания Одессу, где он трудился не покладая рук, чтобы вновь обрести корону. Десятки рьяных сторонников приезжали к нему за инструкциями и возвращались в Персию, чтобы интриговать и устраивать заговоры для возвращения своего свергнутого хозяина. Особенно эффективной пропаганда Мохаммада Али оказалась среди туркменских племен Горгана, где слухи о его близком возвращении распространились еще в марте 1910 г. Персидское правительство проинформировало Дж. Баркли, что Мохаммад Али подстрекает племена к мятежу; он пригласил двух вождей джафарбайских туркмен в Баку, где им были выданы крупные суммы денег. Подобные действия, утверждало персидское правительство, несовместимы с условиями протокола, подписанного Англией, Россией и Персией. Русское правительство все отрицало, но обещало предостеречь бывшего шаха от активных действий.

В Санкт-Петербурге хорошо знали о планах и действиях Мохаммада Али. Будучи полностью зависим от правительства страны, в которой он нашел убежище, бывший шах не скрывал от него свое желание вернуться в Персию. С помощью своих ближайших соратников, включая бывшего министра иностранных дел Са'да од-Дойлы, он неоднократно выяснял отношение русского правительства к своей возможной реставрации.

В Министерстве иностранных дел России персидскую революцию видели как английский заговор с целью подрыва власти шахов, которые за много лет превратились в послушные орудия России. Исходя из этого мечты Мохаммада Али о реставрации встретили там сочувственную, хотя и несколько двусмысленную, реакцию. Он был предан России и «под умелым руководством императорского русского дипломатического представительства» мог стать «полезным» правителем. Но в Министерстве иностранных дел понимали, что сторонники шаха разъединены и дезорганизованы. Не было никакой уверенности, что Мохаммад Али и верные ему племена смогут взять Тегеран без открытой поддержки или крупной финансовой помощи России. И все же анархия и беспорядок могли породить в Персии движение в поддержку Мохаммада Али. Его сторонники могли обрести силы, к ним мог присоединиться и юный Ахмад-шах. Вот тогда появление на персидской земле Мохаммада Али оказалось бы кстати, поэтому России не следовало создавать для этого какие-то препятствия. Мохаммаду Али дали понять: если он хочет вернуться в Персию, он должен это сделать на свой страх и риск.