Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [108]

Царь, за которым в области внешней политики оставалось последнее слово, был в нерешительности. Слабый и эгоистичный, Николай иногда видел себя великим властителем, способствующим установлению вселенского мира, а иногда – завоевателем мира. В 1898 г., исходя из жестокой необходимости, он защищал дело мира и разоружения; все время своего правления он мечтал о завоеваниях и не испытывал угрызений совести, начиная войну. Его военный министр генерал Куропаткин записал в своем дневнике: «Я сказал Витте, что у нашего суверена в голове грандиозные планы: присоединить Маньчжурию к России, готовить захват Россией Кореи. Он мечтает взять под свой скипетр и Тибет тоже. Он хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но также и Дарданеллы»[25]. Царь, согласно Куропаткину, считал, что его министры не дают ему возможности реализовать свои мечты, потому что они не в состоянии понять, что принесло бы выгоду и славу России.

В конце концов победила осторожность. Муравьев был убежденным империалистом, но авантюристом не был. Он прозондировал французов по вопросу, присоединятся ли они к России против Британии. Т. Делькассе проявил интерес, но пожелал гарантий безопасности от Германии. Берлин был не против принять участие, если бы Санкт-Петербург и Париж вместе с ним дали взаимные гарантии нерушимости владений друг друга. В Европе Россия ничего не добилась. В Азии она действовала в одиночку. Усилив войска в Туркестане и Закаспии, в феврале Россия проинформировала Британию, что коммерческие нужды и территориальное соседство больше не позволяют ей воздерживаться от прямых политических отношений с Афганистаном. Русские войска к этому моменту уже были сконцентрированы на афганской границе. Британия, одинокая и крепко увязшая в Южной Африке, склонилась перед неизбежностью. Мир был сохранен.

Усиление активности России в Персии, явное с момента смерти Насреддин-шаха, беспокоило многих английских государственных деятелей, но больше всего вице-короля Индии Дж. Керзона. Он был хорошо информирован о персидских делах, усердно изучал эту страну и написал о ней книгу в двух томах, которую никому не удалось превзойти. Он также был открытым и убежденным империалистом. «Справедливо или нет, – говорил он своим последователям в 1893 г., – но мне кажется, что продолжение существования этой страны прочно связано с поддержанием и расширением Британской империи». В ярких, образных выражениях он гордо объявил себя убежденным и ярым сторонником нового империализма. Когда в отдаленном будущем Великобритания предстанет перед судом истории, по каким критериям, спрашивал он, будут ее судить? …Ее будут судить не за достижения в области внутреннего законодательства, а по тем следам, которые она оставила на народах, религиях и нравственности всего мира.

Назначение Керзона в Индию русская пресса встретила как вызов России в Центральной Азии и на Среднем Востоке. В данном случае пресса была права. Меньше чем через год пребывания на посту вице-короля Керзон направил в кабинет министров длинный меморандум по Персии. Он указывал, что в Британии не существует ясного понимания принципов, на которых могла бы основываться политика в отношении Персии. Персия в упадке, писал он, и от исчезновения ее спасает соперничество двух великих держав, которые являются подлинными властителями ее судьбы.

Керзон отмечал: «Нация и правительство, подобные персидским, долго могут балансировать на грани полного исчезновения из-за отсутствия импульса, способного столкнуть их за грань. Однако в конце концов толчок бывает получен, причем часто случайно, и расшатанная и без того конструкция рушится, оставляя после себя невосстановимые руины».

Британские интересы в Персии, писал Керзон, делятся на три категории: коммерческие, политические и стратегические. Последние имеют для правительства Индии величайшее значение, но он не рассматривает установление протектората или защиту какой-либо части владений шаха силой оружия. Далее Керзон предполагал: «Мы можем представить себе обстоятельства, при которых правительства как Индии, так и метрополии могли бы однажды почувствовать искушение отступить от принципа сдержанности. При этом мы оказались бы вынуждены нести бремя, для которого наши плечи пока еще не готовы; и это в вопросе, где ставкой являются жизненные интересы империи. В настоящее время наши амбиции ограничены обеспечением безопасности уже построенного нами. Еще важнее предотвратить подрыв или захват наших позиций другими, результатом чего стало бы не только значительное их усиление, но и определенное ослабление нас самих».

По мнению Керзона, география и история предоставили России доминирующую роль в Северной Персии. Британии лучше всего сконцентрировать усилия на центральной и южной ее частях. Именно там она сделала наибольшие вложения в торговлю, судоходство, дороги и телеграфы, и именно туда направлен ее основной стратегический интерес. Керзон детально рассмотрел недавние усилия России по проникновению в Центральную и Южную Персию, на побережье Персидского залива, и сделал следующий вывод: «Насколько тяжким ни казалось бы нам в настоящих обстоятельствах финансовое и военное бремя, вызываемое все увеличивающейся близостью Российской державы к северным и северо-западным границам Индии от Памира до Герата, нельзя без сильнейшей тревоги рассматривать перспективу русского соседства в Восточной или Южной Персии, неизбежным следствием которого должно стать громадное увеличение этого бремени».