Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [106]

«Старый дипломат», похожий больше на агента железнодорожной строительной компании, считал, что поддержание буферных государств между русскими и английскими владениями в Азии было ошибкой. Если бы Англия предоставила России выход к Персидскому заливу, Россия не стала бы возражать против британской «эксплуатации» Афганистана.

Молодой американский дипломат Хагерман услышал в Санкт-Петербурге множество разговоров о войне, но ему показалось, что это по большей части блеф. Британские неудачи в Южной Африке, писал он, заставили многих русских подумать о том, что произошло бы с Англией, если бы ей противостояла не кучка голландских крестьян, а великая страна, такая, как Россия. Хагерман сделал следующий вывод: «Эти соображения вызвали в определенных кругах здесь сильное стремление к немедленным агрессивным действиям со стороны России против Индии, Персии и Китая, и я считаю, что подобные действия могли бы быть предприняты, если бы на троне был другой император. Но этот ненавидит войну, и я думаю, что Россия ничего не предпримет».

Правительство России относилось к возможности использовать неудачи Британии в Южной Африке для продвижения собственных интересов на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке очень серьезно. В январе 1900 г. министр иностранных дел граф Муравьев представил царю длинный документ, в котором дал анализ ситуации и выдвинул множество политических рекомендаций. Муравьев писал, что за последние полстолетия Англия своей эгоистической политикой настроила против себя чуть ли не все страны континентальной Европы. Используя свое островное положение и мощь военного флота, «англичане сеяли вражду между европейскими и азиатскими народами, непременно извлекая для себя какую-нибудь материальную выгоду». Неудивительно, что новости об английских поражениях в Южной Африке «вызвали всюду чувство морального удовлетворения, чтобы не сказать радости». Чем глубже Британия втягивалась в войну, тем яснее общественное мнение говорило о необходимости воспользоваться удачным моментом. Иностранная пресса преувеличивала неопределенные пожелания русской общественности и писала об обширных планах русских, включавших оккупацию Кабула, Герата, портов Персидского залива и т. п. «Россия, которая считает Англию своим древним и самым опасным соперником, наверняка воспользуется ее трудностями и нанесет ей серьезный удар в Центральной Азии или на Дальнем Востоке». Такие выводы, величаво заявлял Муравьев, никак не основаны на русских традициях. Россия много раз вступала в войну «ради защиты угнетенных народов той же веры», но никогда не руководствовалась собственным интересом и не пыталась использовать несчастья соседей с выгодой для себя. Трудности Англии привели к тому, что другие европейские страны ищут свою выгоду; пора России рассмотреть вопрос, не следует ли ей тоже воспользоваться благоприятными обстоятельствами для решения определенных политических проблем.

Говоря об остальных великих державах, Муравьев отмечал, что Соединенные Штаты определенно и открыто отказываются участвовать в каком-либо союзе. Франция, где все еще помнили Фашоду, добилась выгодных соглашений с Британией по старым спорам в отношении Китая, в частности по Шанхаю. Есть основания предполагать, что Италия получила обещание британской поддержки своих планов в Северной Африке. Австро-Венгрия не конфликтует с Британией. Император Германии решил остаться нейтральным, несмотря на пробурские настроения в своей стране. Таким образом, каждая великая держава занимается заключением собственных сделок. России не удалось найти союзников против Британии. Какие же цели ей преследовать?

Пресса упоминала Средиземноморье, Черное море и Персидский залив; но Муравьев считал, что России следует оккупировать Босфор только в случае, если появится опасность его захвата другим государством. Обращаясь к Персии, он привел обзор политики России в этой стране за последнее время. По вопросу железных дорог высказался в поддержку «стерилизующего» соглашения, поскольку железные дороги помогли бы наводнению Северной Персии продукцией британской промышленности. Имея в виду желание Британии закрепиться на берегах Персидского залива, не следует ли России предпринять такие меры: 1) оккупация какого-либо порта в Персидском заливе, 2) формальное заявление в том смысле, что Россия не потерпит никакого нарушения территориальной целостности Персии, или 3) дружеское соглашение с Британией о разделе Персии на сферы влияния? Муравьев отверг первую возможность, поскольку порт в Персидском заливе невозможно защитить. Открытое заявление о том, что Россия не потерпит нарушения территориальной целостности Персии, могло бы «до некоторой степени смягчить экспансионистские намерения Англии, особенно теперь, когда все ее силы и внимание» сосредоточены на Африканском континенте. «Однако наше обещание в любой момент вступиться за территориальные права Персии наложило бы на нас весьма тяжелую обязанность содержания на нашей границе войск в постоянной боевой готовности и, во всяком случае, лишило бы нас свободы действий на севере Персии, где в настоящий момент мы являемся единственными и полновластными хозяевами». Соглашение же с Британией о разделе Персии не только «противоречило бы традициям русской политики», но вызвало бы в Тегеране в высшей степени вредные толки, не принеся при этом России никакой практической пользы. Фактически разделение Персии на сферы влияния отдало бы России север, а Британии юг; «но, как было сказано выше, север Персии находится в руках России и совершенно недоступен для иностранцев; признав официально право Британии действовать односторонне на юге, где ее влияние далеко не полно, мы раньше времени добровольно воздвигнем барьер нашему дальнейшему вероятному продвижению за пределы северных провинций Персии».