Борьба испанцев с маврами и завоевание Гренады - [12]

Но Аиха уже владела собою. Она подошла к невестке, подняла ее и сказала сурово:

— Воздержись, дочь моя; помни, что величие души есть непременное свойство принцев крови. Им не приличествует предаваться горести, как простым смертным!

Но Мараима не внимала словам твердой духом свекрови. Она вошла в свою башню и заперлась в ней, и все глядела, со струившимися по лицу слезами, на изумрудную, роскошную долину Хениля, на его воды, протекавшие чрез рощи и луга, на дорогу, по которой так недавно ушли и отец, и муж ее, и вдруг разражалась рыданиями.

— Отец! Отец мой милый! — восклицала она, — предо мной струится та река, которая сокрыла твои останки! Кто даст им честное погребение, кто соберет их в освященную молитвой могилу. А ты, о свет очей моих, ты, радость моего сердца, жизнь моей жизни, милый супруг мой! День бедствия — тот день, когда ты оставил стены эти! Дорога, по которой ты ушел, пустынна, и не воротишься ты по ней радостный! И осталась я одна во мраке и скорби смертельной.

Видя отчаяние жены короля, придворные пригласили менестрелей; они попытались играть веселые мелодии, но сами не могли вынести этих звуков и запели песнь тоски и утраты.

— О, Гренада! — пели они, — твоя слава померкла! Улицы твои не оглашаются топотом коней разукрашенных, звуками труб звонких! Где толпа цветущих юношей, нетерпеливо спешащих показать свою ловкость и удаль на щегольских турнирах. Увы! Увы! Цвет нашего рыцарства лежит увядший на полях чужеземных! Не слышно сладких звуков лютни под балконами красавиц, не слышно кастаньетов в густых рощах и садах Гренады! О, глядите! пустынна и мрачна Альгамбра! Померанцы и мирты напрасно веют свое благоухание; напрасно поет и заливается соловей; напрасно бьют фонтаны и льют освежающую влагу в мраморные бассейны… увы! Лик короля не покажется в залах и садах Альгамбры. Свет Альгамбры угас навсегда!

И стонала, стонала вся Гренада и оплакивала она детей своих! Лились слезы во дворцах; лились они и в хижинах! Еще раз припоминали предсказание, сделанное при рождении Боабдиля злосчастного, и, скорбя великою скорбию о беде и утрате настоящей, скорбели еще больше, ужасаясь будущего.

Народный ропот после поражения мавров и взятие в плен Боабдиля благоприятствовали Мулею. Альфаки (муллы) ходили в народе и говорили:

— Предсказание о Боабдиле исполнилось; он вошел на трон, и с ним нам пришлось испытать стыд, поражение, плен. Свершилось, пришли дни тяжкие! В слабой руке Боабдиля сломился скипетр; но он вновь окрепнет в сильной руке Мулея.

Пока Боабдиль томился в плену, отец его все больше и больше захватывал власть и мало-помалу подчинил себе почти все большие города. Скоро он мог войти в Гренаду и Альгамбру. При его приближении султанша Аиха, мать Боабдиля, собрала своих приверженцев и укрепилась в одном из кварталов Гренады. Мулей мог бы очень легко изгнать ее оттуда, но он не решился на такую меру, ибо Аиха пользовалась общим уважением, а Мулей не был любим народом и знал это.

Таким образом Гренада представляла странное зрелище; в ней было два двора и две крепости, в которых господствовали король и мать другого короля, томившегося в изгнании. Положение Мулея было затруднительно. Он должен был опасаться и Испанцев, и своих собственных поданных — сторонников сына и его матери.

Фердинанд, узнав о том, что Боабдиль взят, понял всю важность такого успеха; королева Изабелла сожалела о несчастном Боабдиле и выказала в отношении его не только учтивость и уважение, должное плененному королю, но и самое сердечное участие. Боабдиль был тронут.

— Скажите королю и королеве, — сказал он их посланному, — что в моем несчастий я еще счастлив тем, что нахожусь во власти таких благородных и добрых правителей. Я уже давно имел намерение отдать себя их покровительству и управлять Гренадой в качестве вассала, как управлял ею мой дед, при короле Иоанне Втором, отце королевы Изабеллы.

Эти намерения Боабдиля были как нельзя более выгодны для Фердинанда и Изабеллы, и когда Мулей прислал к ним послов с предложением выдать ему сына, взамен которого он обязывался возвратить графа Сифуэнтеса и 9 других знаменитых рыцарей и заключить союз с Испанией, ему было наотрез отказано. Аиха, со своей стороны, делала выгодные предложения, но Фердинанд медлил ответом и не терял времени. Он пошел походом, разорил маврские деревни, увел стада и подступил к самой Гренаде. Мулей с высокой башни видел дым пожаров, христианское знамя, развевающееся в плодоносной долине Хениля, и не мог выйти из Гренады, чтоб отразить неприятеля. Он опасался, что, воротясь назад, найдет ее ворота затворенными, как уже то случилось прежде. Несогласие отца и сына уничтожило таким образом королевство Мавританское вернее и скорее, чем тяжелый меч испанских рыцарей.

После многих совещаний и по совету королевы Изабеллы, Боабдиль был освобожден с тем, чтоб он признал себя вассалом королей испанских, возвратил испанских пленных, дал заложников из своей семьи и знатнейших семей маврских, обязался платить дань, поставлять войско и предоставил испанскому войску право свободного прохождения по своим владениям. Боабдиль поклялся, по обряду своей религии, исполнить все это и получил обещание Фердинанда, что он будет поддерживать его власть в Гренадском королевстве. Состоялось торжественное свидание между Фердинандом, Изабеллой и Боабдилем. Когда Фердинанд узнал, что, следуя установленному этикету, он должен на приеме протянуть руку королю Мавританскому, который обязан поцеловать ее, он сказал: