Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество - [11]

– В этом ты отморозишь уши, – сказала я, натягивая красную шапку на голову. Это придало мне деревенский, но никак не хипстерский вид.

Если верить инструкциям Микейлы, каток находился в десяти минутах ходьбы. Выйдя на улицу, мы были ошеломлены морем людей, заполнивших тротуары. Толпы театралов собираются к началу представления, решила я. Или, может, они идут на Таймс-сквер затем, зачем все туда идут. На лицах светились радость и ожидание, и доносились радостные фразы на десятках разных языков мира. Азиаты, европейцы, молодые или дряхлые – их всех объединяло чувство, что сегодня вечером они все являются почетными гражданами самого потрясающего города на земле. Мы с Лидией присоединились к этому потоку, в морозном воздухе наше дыхание превращалось в белые облачка.

Прибавив шагу, чтобы поспевать за толпой, я почувствовала, как отваливаются мои истертые ярлыки. Мать, бабушка, писатель и блудная жена – все это не имело почти никакого значения в этих человеческих волнах. Я была просто человеком, одним и миллионов, крошечная клеточка в огромном организме. Меня переполнял восторг.

Глава 5 Захватывающий танец

Кошка – это неразгаданная тайна. А не неразрешимая проблема

Следуя за Лидией на запад по 47-й улице, я имела возможность вдоволь полюбоваться стрижкой бобом на ее каштановых волосах. В молодости люди не понимают, насколько роскошно выглядят их волосы и как быстротечен этот период роскошного блеска.

Я была благодарна ей за то, что она не выказывала ни малейшего раздражения, когда я задерживалась у светящихся витрин.

Если бы она остановилась хоть на мгновение, я бы воспользовалась случаем показать ей великолепный мурал из камня. Пленительный модернизм стиля ар-деко покорил планету в период оптимизма, наступившего между Первой и Второй мировой войной. Стиль ар-деко зародился во Франции, но именно Нью-Йорк стал его духовной родиной, а Крайслер-билдинг – его верховным храмом.

– Уже должно быть недалеко, – сказала она через плечо.

Мы завернули за угол, и нашим глазам предстал впечатляющий ряд государственных флагов, свешивающихся с флагштоков. Над ними вздымались вертикальные линии семидесятиэтажного здания.

– Рокфеллеровский центр, – сообщила я Лидии, остановившейся, чтобы полюбоваться чудесным зрелищем.

Но она не слушала. Она смотрела вниз, на плазу – и на самый знаменитый каток в мире.

Нельзя было не узнать позолоченную статую Прометея. Красота его классических пропорций, известная по бесчисленным фильмам, где он обычно показан под огромной новогодней елкой, где люди находят свою любовь, на самом деле впечатляет.

С 1934 года Прометей почти горизонтально парит над площадью, излучая томное величие. Сохраняя впечатляющее равновесие, он держит огонь в правой руке, а на его бедра изящно наброшено покрывало.

Я посмотрела на сверкающий прямоугольник льда. Не считая одинокой заливочной машины, оставляющей позади себя блестящий след, каток был пуст. Возможно, мы опоздали на шоу.

Мы спустились вниз, где охранница провела нас через турникет возле катка. Небольшая группа людей стояла в полутемном углу. Черты лица различить было сложно, но по меньшей мере половина из них состояла из немолодых, приветливых на вид мужчин. Никаких признаков Микейлы не было.

Один из мужчин приветствовал нас в такт мелодии из «Унесенных ветром». Не выпуская камеру из обтянутой перчаткой руки, он взял меня за руку второй рукой и представился как Джин. Наши слова сопровождались ледяными облачками, зависавшими в ночном воздухе, как будто не желая уходить.

Я с облегчением заметила, что на Джине было надето что-то наподобие шапочки-бини, несмотря на то что она была значительно более тонкой вязки и элегантной формы, чем моя. Лидия подняла воротник и натянула повязку на уши.

– Вы как раз успели на сольный номер Микейлы, – сказал он.

Сольный номер?

Лед засиял волшебным светом. Из скрытого от глаз источника полилась мелодия Чайковского. На верхнем уровне площади собрались люди, они наблюдали за катком, перегнувшись через перила.

Во время крещендо на лед выехала женщина. На ней был малиновый плащ и традиционный русский головной убор, достойный царицы. Но это была не Микейла. Она была более высокая и статная. Когда она улыбнулась зрителям и протянула руки, ее плащ распахнулся, открыв нашим взорам короткое, отделанное золотом платье.

Женщина, по-видимому, была старше меня, но одного со мной телосложения. Однако она не куталась в свободные балахоны перед вечерним шоу. Глядя, как она ступает под музыку тяжелыми ритмичными шагами, я восхищалась ее грацией и физической формой. Я пыталась представить себя в ее теле, каково это – скользить по льду в полном костюме, улыбаясь и зная, что мне не грозит униженно свалиться на лед. Мое правое колено начало сочувственно ныть.

Она закончила кружиться, размеренно поклонилась и покинула каток; наша компания проводила ее аплодисментами.

После того как музыка затихла, на лед выплыл призрак в изящных белых ботинках. Ее пастельно-розовое платье складками свисало ниже пояса и заканчивалось чуть выше колена. Концы рукавов трепетали за ее спиной. Такая миниатюрная, с золотистыми вьющимися волосами, на фоне золотого Прометея она казалась гостьей из другого мира.