Бомбейские чудовища - [5]

— Это у нас в протоколе уже есть, — Лапочкин оборвал вошедшего в раж хозяина. И, опасаясь, что молодого начальника снова потянет на ненужные обобщения, следующий вопрос задал сам: — Что делали вы?

— Я на своем веку много всякого повидал, не из робкого десятка. Ну, прихватил кочергу у печки и шасть к постели. А там — батюшки-светы! Два господина под одеялом! Один-то наш постоялец, мещанишко Трусов, а другой, тьфу, вместо лица — рожа медвежья! Ну, я и сдернул одеяло…

— Пикантные подробности можете опустить. — Павел Миронович решительно не желал уступать помощнику, пусть и опытному, пусть и собаку съевшему на дознаниях. — Что было дальше?

— Такого безобразия я в своем заведении еще не встречал! — воскликнул Чудин. — Дамы да, бывали иногда, захаживали, но очень аккуратно. Но чтоб двое мужчин в обнимку — и с медвежьей мордой на голове… Ну, шутника быстро растолкали и скрутили, а Трусов-то — мертвецом оказался. Вот и бросились звонить в полицию…

— Погодите, господин Чудин, давайте еще раз по порядку, — посуровел следователь. — Покойник приехал вчера?

— Да, ваше высокоблагородие. Тихий такой, уставший. Хоть портье спросите.

Из толпы выступил аккуратный косоглазый верзила, откашлялся и отрекомендовался.

— Еремей Рябчиков. Служу второй год. Сказанное хозяином подтверждаю. Вчера к вечеру с московского поезда прямо к нам и пожаловал господин Трусов. С этого же поезда еще двое: Коптев и Забродин. Документы у всех в порядке.

— Багаж у покойника имелся?

— Так точно, сак и чемодан. Всего-то. А гадость медвежью он, поди, из Казани и привез — глухомань ведь. Но мы и не мыслили.

— Чемоданы осмотрены, — осторожно подсказал Лапочкин, — бельишко, газеты, бритва… Но ничего такого… э-э… извращенного.

— Превосходно, — потянул Павел Миронович, поглаживая пшеничный ус, и так безукоризненно ровным клинышком лежащий, словно пришпиленный, над верхней губой, — а когда в гостинице появился этот развратник?

— Ума не приложу, — потупился портье, — главный вход у нас завсегда под присмотром. Есть и черный, ну, его я самолично запираю ввечеру, часиков в десять, а ключ при мне.

— Но не через стены же он прошел! — с досадой возразил следователь, избегая называть по фамилии несчастного обозревателя мод журнала «Флирт». — Или он невидимка? Ведь вы утверждаете, что номер был заперт всю ночь. Кто видел этого человека?

Павел Миронович обратился ко всем сразу, но ответа ни от кого не дождался.

— Есть только одно объяснение, — Лапочкин на миг оторвался от писанины, глаза его под кустистыми бровями задорно блестели. — Трусов сам впустил э… э… э… дружка… А дружок заранее знал о приезде любовника, был готов к оргии.

— И что? В порыве животной страсти любовник Трусова умертвил? — ахнул Тернов, судорожно соображая, что будет, если сообщения о таком чудовищном виде разврата проникнут в прессу. — И заснул прямо на хладном трупе?

— А может, господин Трусов никак не ожидал таких новомодных извращений? — предположил Чудин. — До Казани небось последний номерочек проклятого «Флирта» еще не дошел. А в номерочке-то прямо сказано: мол, рядитесь, как Мазоха велел, в шкуры звериные — для разжигания страсти. Ну, увидал покойник медвежью морду любовника — и запел Лазаря.

— Когда наступила смерть жертвы? — Тернов обернулся к доктору.

— Примерно десять-двенадцать часов назад.

— Ага, после полуночи, — Лапочкин подвигал затекшей спиной, и решил, что пора подтолкнуть застопорившуюся мысль начальника. — Тогда получается, что есть сообщник: кто-то должен был впустить убийцу.

— Я не видел этого типа, — отперся портье Рябчиков, — и швейцар подтвердит. Кузьма Гаврилыч! Скажи!

Из толпы выступил сановной поступью нестарый человек, борода, усы и бакенбарды его, искусно постриженные, сливались в рыжую окружность, отчего голова казалась непропорциональной коренастой фигуре.

— Прошу прощения, ваше высокоблагородие, — завел оперным басом могучий Кузьма, — я уже докладывал господину околоточному и помощнику вашему: не видел предъявленного нам в исподнем преступника. Не видел, чтоб входил в нашу гостиницу. Дежурим мы посменно. В полдень дежурство мое закончилось, а вчера в полдень началось. Опросите моего сменщика, он уже на посту. А мне бы домой, к детушкам. Извольте распорядиться. — Кузьма поклонился в пояс. — Супружница моя нрава буйного, чуть припозднюсь со службы, скандалит. Ревнует, дура. Отпустите меня домой, Христа ради, а то, боюсь, и сюда заявится. А сменщика моего пытайте, он, может, чего знает…

— Еще мне здесь буйных баб не хватает, — буркнул Павел Миронович и отвернулся от швейцара. — Что вы городите? Что вы хотите сказать? Что сутки или более в вашей гостинице мог инкогнито находиться… э… э… э… этот порочный ловелас?

— И вообще, — вступил Лапочкин, уловив паузу в начальственном монологе, — разве в гостинице есть такие закутки, где можно беспрепятственно сутками сидеть? Господин Чудин!

Хозяин гостиницы закатил глаза под потолок, видимо, перебирая мысленно все закоулки своих владений.

— Один такой закуток есть, — сообразил он наконец. — Чуланчик для всякого хлама. Может, он там скрывался?

Тернов вытаращил глаза.