Бомбейские чудовища - [29]

И неужели господин Тернов допустит участие своей любовницы в конкурсе красоты? Неужели он допустит, чтобы ее кондиции, как кондиции породистой лошади, оценивали чужие мужчины в жюри? Неужели допустит, чтобы на ее победу делали ставки?

По мнению Черепанова, амбициозный следователь не мог согласиться на такую перспективу, несмотря на свой прогрессивный ум. Но кто знает, какие бездны таятся в душе человека?

Хорошо, что он отверг пари Гришани Петрова, — не зря тот хихикал, знал, бестия, что актриса в теплых отношениях с франтоватым следователем Казанской части. Фигура вообще-то солидная, но все-таки не до такой степени, чтобы так темнить и наводить тень на плетень, намекая на Столыпина… Вот была бы бомба, если б обнаружилось, что премьер пользуется своим положением, чтобы воздействовать на жюри! Ах, какой был бы перл среди перлов об изменах и изменниках!

Черепанов забежал в адресный стол и без труда узнал адрес путейного инженера Матвеева. Ему уже порядком надоело носиться по городу, и он мечтал посидеть в уютном гнездышке за семейным столом. Поэтому, измыслив очередную легенду, сразу же позвонил в дом инженера.

Телефонную трубку снял нелюбезный лакей и ответил, что барина дома нету, а барыня никого не принимает.

Тогда неугомонный фельетонист поинтересовался: до которого часа господин Матвеев пребывает на службе?

Из ответов лакея следовало, что по понедельникам господин Матвеев пребывает на службе до четырех часов пополудни, затем обедает в ресторане с сослуживцами, а затем отправляется в зал с силодромом, при Михайловском манеже.

Огорченный тем, что в его планах возникли препятствия, Фалалей тут же кинулся в зал с силодромом. Там вечерами дрессировал своих подопечных Коля Соколов.

Приглушенный гудеж мужских голосов, редкие металлические удары, звуки падения тяжестей на пол и уксусный запах матерого мужского пота встретили Фалалея едва ли не сразу, как закрылась входная дверь, и он оказался в холле.

Скинув шубу на руки швейцару и погладив перед зеркалом пятерней бритую голову, фельетонист «Флирта» сперва заглянул в боковые помещения — буфет и биллиардную. Там было малолюдно, и он двинулся прямо в тренировочный зал.

С десяток здоровенных бугаев в обтягивающих до колена трико упражнялась с гирями-бульдогами и чугунными шаровыми штангами, поднимая их попеременно то правой, то левой рукой, а то и обеими сразу. Двое, чьи могучие торсы туго были перетянуты крепкими кушаками с прикрепленными к ним особыми ручками, старались, ухватившись за эти ручки, повалить друг друга. Высоченный верзила с бычьей шеей, с пятифунтовыми гантелями в руках, бегал по периметру арены вокруг потных атлетов. Никакой спасительной красоты в лоснящихся от пота, бугристых от вздувшихся мускулов, телах Фалалей не находил.

Несколько в стороне, на возвышении у входа, располагались столики, вокруг них не без комфорта, под бдительным присмотром заинтересованных буфетчиков устроились группки любителей — они рассуждали о борцовских статях, о нельсонах и мостах, о победах и поражениях, настоящих и инсценированных, и заключали пари. Впрочем, Фалалей знал, что в среду на отборочный тур выйдут не все тренирующиеся борцы, а лишь несколько человек. Фавориты держались ближе всего к торцу арены, где в рубахе с засученными рукавами, с неимоверно длинными усами и с плетью в руке стоял жилистый карлик Коля Соколов. Несмотря на свою низкорослость, дядя Коля обладал недюжинной силой и на своих плечах мог выдержать пирамиду из трех гигантов. Владел он и искусством борьбы — Фалалей не раз видел собственными глазами, как этот юркий крепыш повергал наземь прославленных силачей. Поговаривали, что у него были секретные приемы. Но Черепанов все приемы знал — «передние захваты», «задние захваты», «переводы в партер», «ласточки» — и не раз спрашивал Колю Соколова, не щекочет ли он соперников под коленками своим усом?

— Эй ты, Лука! — антрепренер выкатил злобные глаза с красными прожилками и рассек бичом воздух, — ты слишком быстро переламываешься в пояснице. Так не годится. Бери штангу, ложись на спину, крути ногами.

Коля Соколов провел рукавом рубашки по взмокшему лбу.

— Так, теперь ты, Иван. Я вкладываю в тебя деньги не для того, чтобы ты мне здесь галантерейные позы принимал. Ясно? Фотографы снимут как надо, позы — не твоя забота. Твоя забота победить — или олимпийское золото тебе пшик собачий?

Силач с вывалившимся от тяжелого дыхания языком, будто бойцовский пес, исподлобья смотрел на Колю.

— Да у дяди Пуда все слабаки, — сказал он тонким голосом, — с кем биться-то?

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — антрепренер снова рассек воздух бичом.

Увидев приближающегося Фалалея, антрепренер нахмурился.

— А, газетчики пожаловали, — скривился он, пожимая слабую ладонь журналиста. — Чего вынюхиваем? Или в другое издание перешел? Или понизили в статусе — и теперь вместо любовных измен поем спортивные страсти?

— Дядя Коля, — фельетонист пропустил желчные слова карлика мимо ушей, — а где Мурыч?

— Мурина сегодня не видал, вчера и позавчера околачивался тут по полдня, а сегодня и духу не было. А ты зачем пожаловал?