Но они не разошлись.
Понесли свое знамя дальше.
Их стало еще больше.
В центре города навстречу им двинулся большой отряд полицейских. С офицером во главе. Преградил им путь. Офицер кричал. Рабочие тоже.
Полицейские достали ружья.
Оголили сабли.
Офицер предупреждающе выстрелил в воздух.
Все зашумели.
Завопили.
Заплакали.
Стали расходиться.
Только Бодё и те, кто был с ним, продолжали стоять, безмолвно и неколебимо. Со знаменем, которое полицейские начали осаждать.
Раз.
Два.
Три.
Наконец они нагнули его, как охотники за птицами молодое деревце.
Офицер вынул ребенка из корзины.
Посмотрел — он был желт.
Потряс — он был мертв.
Он опустил его на снег, поставил вокруг кордон из полицейских и послал за санитарным врачом.
Рядом безмолвно стояли арестованные знаменосцы.
Вокруг сгрудились богатые господа и воскресные дамы. Какой-то журналист протиснулся вперед и громко спросил, показывая на ребенка:
— Что это?
К Бодё, словно к сигналу бедствия, протянулись миллионы рабочих рук, и он пронзительно выкрикнул:
— Бомба!
Богатеи поверили и разбежались.
Все разбежались.
Однако впустую!
Ибо повсюду, в городах и деревнях, все было заполнено:
Живыми Бодё.
Мертвыми Бодё.
Самыми страшными в мире бомбами.
