Большой путь - [14]
— Гроза будет, — сказал бригадир и опять кивнул на кусты.
И только тогда Василек заметил, что с той стороны, поднимаясь из глубины темного леса, стеной вставшего на горизонте, идет синяя с фиолетовым отливом туча.
— Буди старшего-то, — повторил бригадир. — Поможете нам сено сгрести.
Через четверть часа, скатав палатки, пионеры выстроились в линейку, и вожатый Лева держал к ним речь. Вожатого полагалось звать Львом Марковичем, но он был такой молодой, с таким юным румянцем на смуглых щеках, с таким живым блеском в темных глазах, что язык не поворачивался назвать его по имени и отчеству. Все звали его просто — Лева.
— И чего это Лева нас агитирует? — шепнул Василек Сережке. — И так все понятно. Идем помогать колхозу — дело ясное.
— Точно, — согласился Сережка.
Потом Лева сказал, что слово предоставляется бригадиру товарищу Лукину.
Бригадир неожиданно смутился и тихо произнес:
— Какое же слово? Спасибо, конечно, скажем, накормим…
— Мы и так, — крикнул Василек.
И Лева солидным баском тоже сказал:
— Об этом не беспокойтесь, товарищ Лукин. Мы снабжены хорошо.
— Оно — конечно… — опять смутился бригадир. С вашей помощью мы сено уберем до дождя. Глядишь, сушить не придется и обгоним, значит, бригаду Ермолова… Мы с ней соревнуемся. Вот все слово…
И он с надеждой посмотрел на Леву.
— Пошли, — объявил Лева.
Когда, смешав строй, пробирались через кусты, Василек толкнул локтем Сережку.
— Ты чего, Васек-Василек, толкаешься! — обиделся тот.
— Послушай-ка, — сказал Василек. — А как же другая-то бригада? Еремина, что ли?
— Ермолова…
— Ну — Ермолова. Как же она-то?
— Чего?
— Фу, бестолковый! У них сено намокнет…
— Не разорваться же нам пополам, — подумав, сказал Сережка.
— Мы пионеры?
— Ну — пионеры… Да ты что в самом деле агитируешь! А еще про Леву говорил. Дело ясное!
И они, улыбнувшись, понимающе взглянули друг другу в глаза.
Вышли из кустов. Пересеченные дубовыми, липовыми, ольшаниковыми гривами, лежали кругом заливные луга. Туча уже встала в полнеба. Ее край, обращенный к солнцу, как-будто накалился, — был пламенно красен, жгуч и клубился. Василек подбежал к Лукину.
— Товарищ бригадир, а где Ермолов со своей бригадой?
— А вона, — вытянул руку Лукин. — Во-о-он, где сосна в гриве торчит. Там и стан у них, под сосной.
— Далеко?
— Да километра два с половиной. Не знаю точно, не меряно.
Между тем Сережка торопливо и сбивчиво говорил что-то Леве. Вожатый слушал его, нахмуря черные сросшиеся брови, потом решительным шагом подошел к Лукину.
— А ведь ребята верно говорят, товарищ Лукин.
— Чего говорят? — удивился бригадир.
— Да, конечно! — поспешно вставил Василек, с неприязнью глядя на него. — Хотите всю помощь себе захватить!
— Да, надо бы нам разделиться, — сказал Лева, стараясь придать своему ломающемуся басу больше внушительности. — Наверно, бригада Ермолова тоже нуждается в помощи.
— Это как же? Это уже им жирно будет, — обиженно сказал Лукин. — Председатель звонит мне, говорит: пришлю вам с Ермоловым по пятнадцать человек. Я отказался. Говорю — посылай всех Ермолову, а у меня рядом пионеры ночуют, обращусь, мол, к ним… Как хотите, только уж это жирно будет Ермолову. Пусть тогда моих пятнадцать человек присылает…
У него было такое обиженное лицо, что Васильку стало не по себе. Он мельком взглянул на дружка Сережку и прочел в его глазах упрек: «Ты, мол, кашу-то заварил».
— Вот видите, ребята, — сказал Лева, не то осуждая, не то просто считая, что недоразумение разрешено.
Но как бы то ни было, приходилось спешить. Туча — лилово-синяя, драная, с багровыми подпалинами по краям — неутомимо ползла по небу, грозя проливным дождем. И уже свежий предгрозовой ветер, пахнущий дождевой влагой, ерошил, мял кусты, обрывал с них засохшие листья.
Ребята ушли вперед. Вслед за ними, навстречу упругому ветру, бежали Василек и Сережка, немного смущенные, но полные какой-то бурной радости…
Большой путь
Когда хлеба наберут колос и начинают поспевать, они теряют свою ярко-зеленую окраску и на короткое время, прежде чем пожелтеть, становятся седыми.
В эту пору Саша уезжал из Выборок. Бабушка Дарья сходила к председателю колхоза и попросила подводу. Председатель был человек расчетливый. Прежде всего он осведомился, зачем нужна бабушке Дарье подвода.
— Внучонка на станцию свезти.
— Вот как набаловались! — укоризненно сказал председатель. — Пешком он дойти четыре километра не может? Подводы-то у меня не стоят, — сено возят…
— Багажишку много, — вздохнула бабушка Дарья.
— Откуда ж багаж? — опросил председатель. — Не на год уезжает, наверно.
— Больше, Андрей Силыч, больше, — снова вздохнула бабушка и концом платка вытерла глаза. — Почитай, навсегда отбывает.
— Эй, эй, Дарья! — растерянно заговорил председатель. Ты слезу не роняй. Ты объясни по форме — куда едет, зачем… А ты сразу — слезу! Не порядок.
— К отцу едет, на стройку, там и жить будет.
Председатель решительно встал из-за стола и начал собирать бумаги, приговаривая:
— Ну так бы и сказала — на стройку едет… К отцу… Это который же парнишка? Такой чернявенький, крепенький, который телефон нам наладил? Сашка?
— Он самый.
— Так бы и сказала — Сашка. Для него я — пожалуйста. Идем.
