Большой пробой - [14]

– Девица, значит. Ну, расскажи о ней.

– Длинная, ох, костлявая, смазливая, свитер до колен.

– В общем, твой идеал. Только плохо у тебя с образами, сейчас половина таких, – рассудил Торн и стал посыпать электростатическим порошком лестницу. Появившийся Вельских не торопился утащить Ливнева, наблюдал.

– У тебя что, ступор? Мешаешь ведь, айболит.

– Движения немного развинченные, ты на игле?

– На чем быть, сами решим, без сопливых, – буркнул Торн. – У тебя, добрый человек, сейчас пациент ласты склеит… Слышишь, Ливнев, твоя песенка спета, так сам Вельских считает.

Ливнев быстро очнулся, распатронил врача, и тот, наконец, убрался. А порошок нарисовал следы. Огромные тапки в одном месте размашисто шли прямо через погнутые перила. Не иначе, как Ливневские. А вот и аккуратные, мягкие по нажатию. Маленькие следы просыпались по лестнице вниз, дальше на улицу. Здесь их уже съел едкий дождик. Асмоновый пес двинул, не сворачивая, вверх по улице. Торн дышал ему в затылок, молотя башмаками по железу мостовой. Это вам не центр. Все хмуро и слепо. И пусто. Кому охота нарваться на чугунков или потрошителей, или даже муташку. «С ним пошла гулять собака, но вернулась только кака», – гласила народная мудрость. Вдруг выскочила из мрака пара сияющих окон, одно даже приоткрыто. А за ними несколько парней, лениво смотрят на экраны и курят, роняя пепел на пол.

– Вы чьи, ребятишки? – осведомился Торн.

– Газеты «Правды», отделы горькой правды и сладкой. Если правды не хватает, придумываем сами.

– Очень приятно, а я Дед-Мороз, поделюсь «улыбкою» своей. И еще я ищу Снегурочку. Она тощенькая дылда, но смазливая, свитер до колена.

– У тебя красный нос до колена. Однако, горю твоему пособить можно. У нас не Снегурка, а Снежная королева есть. Любит, чтоб восхищались ей и только, не то отморозит кое-чего, – отвечал один из парней, судя по обвисшей физиономии, явный болельщик команды «Улыбка».

Торн стал прытко лезть в окно. Его остановили, но пакетики с дурящим снадобьем отняли. Болельщик небрежно пошел из комнаты и вернулся через минуту.

– Не вышло по-твоему, брат. Тряпка лежит, а ее нет.

– Кого нет? – уточнил Торн.

– Уборщицы нашей, – парень утомленно зевнул, – ладно, не маячь. – Он хотел затворить окно, но Дмитрий Федорович схватил его правой квазирукой за шкирку и выдернул на улицу.

– Улетел… – озадачились остальные. – Лешка, ты чего, пернатый?

Торн захлопнул окно, чтоб не мешали.

– Ушел кто-то недавно или нет? Скажешь одну-единственную правду, и станет хорошо. Тогда я твой мордоворот забыл.

– Я не знал, что у тебя серьезно, – овечьим голосом оправдывался парень. – Только не злись. Хочешь, сейчас вполне кондиционную курочку достану. Прямо при тебе. А та – бройлерный цыпленок. – Торн педагогически надавил квазипальцем, парень квакнул. – Минут десять назад улепетнула, кажется, направо. На ней черный комбинезон, не свитер. Насколько тощая, без понятия, не щупал. Уж какая там высокая, пигалица ничтожная.

– Вот теперь гуляй. И не ври тут.

Приметы совпадали не очень. Но, кажется, и они тоже ведьмакам по плечу. С какой красой захотел Ливнев повидаться, с такой и повидался на свою голову.

Неподалеку строилась пирамида. Для этого снесли целый квартал рухляди. Индикатор заморгал, и «пес» убежал на территорию стройки. Двери второго яруса спокойно болтались на своих петлях. Торн поднялся по эстакаде и попал в нутро пирамиды. Оно только начало набиваться ячейками квартир, трубами и колодцами световодов. Зато во всей своей лепоте возвышались ажурные башни соленоидов. По ним медленно тянулись наверх строительные блоки. Где-то спрятались вольные каменщики, играли в шашки-шахматы. Летучий пес покружился в центре пирамиды, потом стал опадать вниз. Значит, какой-то интриган сидит на самом дне здания. До пола было метров десять с хвостиком. Длина троса вдвое больше. Отматывай его и спускайся на здоровье. Торн двинулся в путь. Пять, десять метров, трос идет свободно. Но под ногами ничего нет, кроме атмосферы. А донышко держится от Торна на ровном расстоянии, те же десять с хвостиком.

– Торн, тебе плохо? Тебя кто-то спустил вниз? Или ты записался в жучки-паучки? Паутинки-то хватит? – Аня смотрела на него. Но не снизу, а сверху. С выступа, за который он зацепился тросом. Наконец, прояснение. Эх, запоздалое. Это ведьма! Она заварила кашу, она предварительно обработав его, подставила под удар Деревянкина. Лишь бы теперь не вспугнуть ее.

– Я – твой портрет, Анна. Тоже наивный. Вот вы стреляете из рогатки по бронепоезду, но сшибаете только тех, кто высовывается, чтобы помочь вам. Когда всех корешей завалите под откос, тогда и паровоз вас отутюжит.

– Я вижу, губы твои шевелятся, но не понимаю, зачем.

– Я говорю, пошли проверимся, кое-какие анализы сдадим, пустяки.

– Надо понимать, поступило гнусное предложение.

– Плохая мембрана хуже спирохеты, поверь мне, – очень убедительно произнес Торн.

– Но если ровнять ее кузнечным прессом, то неизвестно, кому хуже будет. Знаю я эти ваши слова: мембрана, узлы, каналы, нормализованные, патологические. Машинерия какая-то. Торн, ты тоже машина.

– Ладно, я машина, а ты зверек, как и твои товарищи, – не сдержался Торн.