У мамы, наверно, тоже заговорила совесть: поняла, что зря привязалась ко мне. Она поцеловала меня в нос и вытолкнула в коридор.
На дворе я ощутил какое-то изменение. Всё было на месте: и деревья, и палисадник, и турник, и гаражи, и в то же время всё выглядело по-новому. Подумав, я решил, что пришла пора прощания с летом. Под опавшими листьями воровато шуршал ветер. Он щекотал листья, опрокидывал, собирал их и разносил снова. Я взглянул на наши липы. Сбросив листья, они будто похудели. Скоро, скоро пойдут дожди, и стёкла окон будут напоминать косые линии в тетради для письма… Сердце сжалось: прошло лето!
Не успел я спуститься с крыльца, как услышал гулкий смех дяди Яфая:
— Куда собрался, непоседа?
Он по-прежнему называл меня непоседой.
— Здравствуй, дядя Яфай! — обрадовался я и протянул ему руку. — Вот кстати вы мне повстречались!
— Рад тебе помочь, — улыбнулся он, пожимая мне руку своей большой и твёрдой лапой.
Я сразу приступил к делу:
— Вам на войне приходилось лёживать в госпиталях?
— Даже не раз… А зачем тебе понадобился госпиталь?
— Собрался навестить Фатыму, она у нас раненая… Да вы уже слышали. И вот не знаю, как её занять… С чего начинать…
Дядя Яфай, по обыкновению, прищурил глаза:
— Решил, значит, навестить? Отлично, непоседа! И думаю, что она очень обрадуется. Больной человек никогда не забывает подобного внимания. Посиди подле неё, расскажи новости, что творится в «Большом оркестре». А ещё в госпитале нам книги читали.
Распрощавшись с нашим комендантом, я ещё помедлил идти к Фатыме. В нарядной одежде мне хотелось повстречать побольше людей. «Может, — думал я, — подвернётся Маня или Люциина мама, которая приняла меня за босяка».
Но мне не везло: двор был пуст. Я уже было взялся за ручку двери, чтобы войти в Фатымину квартиру, как услышал знакомый свист. В ту же минуту показался и Ахмадей.
— Эй, Мансур, дуй сюда!
Я нарочно пошёл медленно, чтобы продлить удовольствие: Ахмадей ни разу не видел меня таким чистеньким. Пусть знает: если захочу, стану чистеньким не хуже Яши. Только мне не нравится быть воспитанным, охоты особой нет…
Мой друг выказывал все признаки нетерпения.
— В зубы — раз! В морду — два! — хмуро бормотал он, косясь на меня.
— За что? — крикнул я, замедляя шаги.
— За дело! С кладом надул? Надул!
— Так ведь это не я, а Яшка, — напомнил я.
— А кто говорит, что это ты? — пробурчал Ахмадей. — Третий час поджидаю его, да всё не появляется. Держись, Ахмадей!
Яшку, конечно, следовало проучить: вот уже два дня он не заикался про клад, а если мы заговаривали, начинал смеяться.
Однако я не особенно одобрял и планы Ахмадея. Ну, подерутся, поссорятся, и сразу станет скучно. Да и вообще, как однажды сказал дядя Яфай, драка — это не метод.
— Проучить следовало, да иначе, — заметил я Ахмадею, на всякий случай держась от него на расстоянии.
— Не одобряешь, значит?
— Не одобряю.
— Защищаешь?
— Нет, не защищаю, — сказал я. — Следует так проучить, чтобы весь век помнил.
Ахмадей, как всегда, когда ему возражали, сердито буркнул:
— Что предлагаешь?
— Пока планов никаких нет, но…
— А нет планов, так молчи!.. В морду — раз, по башке — два!..
Мой друг заложил руки за спину и начал ходить взад и вперёд.
Так делал старый генерал в отставке, который жил в нашем дворе на первом этаже. Мы иногда наблюдали за ним в окно и вообще дружили: он был добрый и не раз разговаривал с нами. Ахмадей тоже мечтал стать военным и вот теперь, как видно, репетировал.
— Может, Яшку судить следует, а? — предложил я наобум.
— Судить, говоришь? — сразу остановился Ахмадей.
— Конечно, — заторопился я. — За обман товарищей и враньё…
Ахмадей задумался.
— Наверно, подходящей статьи нет.
— Придумаем, ежели нет. А судить его следует.
— Впрочем, насчёт статьи выясним. Сбегай к Люции. Не может быть, чтобы в их библиотеке не было судейских книг!
— Статью найду, — заверил я Ахмадея. — И сам буду прокурором!
Гляжу, ему не понравилось моё заявление.
— Нет, не станешь ты прокурором. У настоящего прокурора и голос должен быть авторитетным — допустим, как мой, — и кулаки крепкие…
Думаю себе: перегнул Ахмадей — зачем прокурору крепкие кулаки? Однако спорить с ним было бесполезно.
— Что ж, согласен и на судейство, — примирительно проговорил я.
Ахмадей вскипел:
— Я сам его буду судить, потому что я зол на него!
— Я тоже зол! — заупрямился я. — Он у меня кишку отбирал!
Мой друг насупился:
— Так и быть, в свидетели тебя выдвигаю. Мало тебе этого? Будешь заседателем. Знаешь, какие права у народного заседателя?
Ну что ж, думаю, придётся согласиться на заседателя. Без заседателя тоже нельзя заседать!
