Большой Хинган - [5]
— Так Сибирь-то сейчас лучшее место! Там война не гуляла.
— Что ж, что не гуляла. Ехали, видели: то тайга, то болота. Полдня от одной станции до другой.
— Это, Ваня, не существенно, если люди подойдут друг другу, — убежденно ответил Андрей. — Но не об этом и разговор. Я спрашивал из чистого интереса… Ничего я парень, значит, ты считаешь?
Он разбудил Елпанова и Кокорина, подергав шинельные скатки под их локтями:
— Эй, народ, дождь проспите!
Кокорин, красным от загара и ветра лицом похожий на пахаря — до войны он и был колхозным бригадиром, — открыл глаза, глянул в окно, потянулся, сказал, зевая:
— Должно, к дождю спится. Ох-хо-хо-о…
— Атмосферное давление иное: тут мы выше над уровнем моря, чем в Европе, — объяснил начитанный Елпанов — бывший радист торгового флота.
Колобов отодвинул в сторону вещмешок и шагнул к двери.
— Это что же такое, гляньте-ка?!
Повстававшие со своих мест солдаты поочередно выглянули наружу.
Андрей протяжно свистнул.
Навстречу колонне двигалась не туча, а темная стена. В ней готово было исчезнуть солнце. Степь впереди закрылась ею, словно плотной дымовой завесой. Все почувствовали, как горяч и сух воздух.
— Песок летит! — воскликнул Елпанов. — Пыльная буря! В тридцать восьмом, когда на Каспии плавал, видел такое… Старший сержант, окна тряпками надо закрыть!
— Одеяла приготовьте! — распорядился Легоньков. Он расстегнул гимнастерку, мятым платком вытер влажную грудь. Дышал прерывисто, словно продувал микрофон.
Шофер стал тормозить, и, проехав еще метров сто, машина остановилась.
Солдаты соскочили на землю, с любопытством и некоторой боязнью смотрели на надвигающуюся дымчатую мглу.
— А ветра нет! — удивленно произнес кто-то.
Вдоль колонны от своего «доджа», чуть приседая на кривоватых ногах, быстро прошел командир роты. Ремешок фуражки был у него застегнут под подбородком.
— Закрыть капоты и двери! — бросал он на ходу. — Следовать, не растягиваясь! Если понадобится, включить фары!
Андрей, сделав вид, что пытается размять затекшие ноги, как бы невзначай приблизился к машине, в которой ехали девушки. Встретившись взглядом с Ниной Юршиной, улыбнулся, пошутил с привычной солдатской развязностью:
— Небесную канцелярию по рации бы запросили, что ли? Рехнулись они там?
— Приборку делают, — откликнулась радистка. На ней была кофточка-безрукавка, и, чтобы не попасться на глаза ротному одетой не по форме, она осталась в фургоне.
— Кречетников, у вас нет сигарет? — спросила высокая, с красивым, но слегка надменным лицом, младший сержант Ангелина.
— Махру курим, — вздохнул Андрей.
Мимо торопливо прошел командир роты. Андрей поправил пилотку, в два прыжка догнал его, вскинул руку к виску:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? Разрешите папиросу для одного некурящего!
Не останавливаясь, подполковник сунул руку в карман синих галифе и достал портсигар. Андрей ловко ухватил пяток папирос.
— Благодарю, товарищ подполковник!
Вернувшись к машине, Андрей раздал девушкам добытое. При этом он сохранял подчеркнуто невозмутимый вид, давая понять, что добывать курево у командира роты для него не подвиг.
— С вами, Кречетников, не пропадешь! — заметила Ангелина.
— Чепуха, — небрежно отмахнулся Андрей и собрался было рассказать на ходу придуманную историю о том, как однажды он пил чай с самим командующим фронтом, но не успел.
Прокатилась команда «По машинам!». Внутри будки теперь стояла темнота, узкой полоской светилась лишь щель под дверью. Ветер снаружи свистел и царапал обшивку, машина шла неровно, должно быть, шофер плохо видел и боялся налететь на ехавших впереди.
— Ну, загнали нас в божий край! — хрипло проговорил Колобов.
— Терпи, ветеринар, хирургом будешь, — отозвался Андрей. До войны Колобов год учился в ветеринарном техникуме, и Андрей не упускал случая пошутить по этому поводу.
Кокорин обернулся к Елпанову:
— Семен Семеныч, сколько же эта свистопляска продлится?
— По-разному бывает. Может сутки дуть.
— За сутки нас с крышей заметет! — воскликнул Андрей.
— Задохнемся, — проворчал Легоньков.
— Не пей много, — посоветовал Елпанов, услышав, что старший сержант отвинчивает пробку фляги. — В таких случаях надо только прополаскивать рот…
Машина остановилась. Заглох мотор.
— Будем загорать! — констатировал Кречетников.
Из кабины в стену постучал Ниязов.
— Как вы там?
— Как у Христа за пазухой, — отозвался Андрей.
Елпанов ощупью снял крышку с упаковки питания радиостанции, стоявшей на столе с бортиками, и подключил к аккумулятору маленькую лампочку. Огонек в два с половиной вольта напряжения осветил будку.
— Не расходуй аккумулятор! — строго проговорил начальник радиостанции.
— Ненадолго.
— Не гаси, веселее, — вмешался Андрей. — Запасные же у вас есть аккумуляторы. Ты, Ваня, вечно жадничаешь, а потом для тебя же это выходит боком.
— В каком смысле?
— А вот в каком. — Андрей с веселым воодушевлением закурил, обвел взглядом лица товарищей. — Деревню Скуловичи под Витебском помните? Помните, в нашем блиндаже две женщины ночевали — пришли откапывать на поле ямы с картошкой? Так вот, ночью я слышу, кто-то тихонько привстал на нарах и полез через спящих. И по ошибке прилег рядом со мной. И так нежно, ласково стал меня по щеке поглаживать. А потом какие-то слова начал шептать… Я минуты три терпел, а затем как рявкнул: «Сержант Легоньков, на место!» Ну, он кубарем…
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.