Большой дом. Пожар - [49]

Под конец в голосе Ба Дедуша, старейшего, зазвучали мрачные ноты.

Слова старика были встречены полным молчанием. Но что это? Ах, это Маамар-аль-Хади!

Он пробормотал:

— Не подумайте, что я выказываю вам неуважение, нет, это не так. Прошу вас, извините меня…

Ничего больше не прибавив, Маамар-аль-Хади ушел. И правильно сделал: пора было расходиться.

— Но знают ли они, по крайней мере, чего хотят? — спросил Кара.

Он замолчал. Такая уж у него была привычка: он задавал вопрос и терпеливо ждал. Двое других крестьян ничего не ответили.

Так рассуждали на верхнем краю Бни-Бублена крестьяне, у которых было по нескольку арпанов земли. Кара Али зашел к соседям с заранее обдуманным намерением…

— Они говорят, что им недостаточно платят. Допустим. Я готов был бы согласиться с этим, если бы…

Затаив дыхание, Кара Али вытянул шею. Он так близко склонился к двум стоявшим неподвижно мужчинам, что почти касался их головой. Он вглядывался в них, все больше тараща глаза.

— …если бы этот враг божий по имени Хамид Сарадж не подстрекал всех наших феллахов. Вот что важно. Почему они все заодно? Попроси они небольшой прибавки к своей заработной плате, это могло бы показаться правильным, тут не было бы большого зла. Но они сплачиваются, объединяются. Вот над чем надо поразмыслить, вот главный вопрос, а не то, что они требуют лишнего франка или двух. Не кто иной, как Хамид Сарадж, вбил им в голову мысль об объединении. Сами они никогда бы до этого не додумались, такая мысль даже не возникла бы у них. Без него они не были бы объединены, как теперь. На что они надеются?

— Прости меня, Кара… — проговорил Бен-Юб. — Я прерываю тебя, когда мед льется из твоих уст. Мне хотелось бы сказать одно слово, только одно. Хорошо: раз рабочие требуют прибавки, разве не естественно, что они объединяются?

— В таком случае что же тут плохого? — спросил со своей стороны Бу-Шанак.

— Плохого? Плохого? — подхватил Кара.

Его взгляд переходил с одного собеседника на другого.

— Плохого? — повторил он.

Действительно, что же тут плохого? Если это зло, то в чем оно? И почему это зло? Понимает ли это Кара? Что знает он о добре, о зле? Вот о чем молча думали оба крестьянина.

— В чем тут зло, спрашиваете вы? В чем зло? — все еще повторял Кара.

Если он знает, то пусть скажет. Но знает ли он, по крайней мере? Знает ли? Если да, пусть скажет!

Право, он видел всюду слишком много зла. Но почему он был нем, как рыба? Всевозможные мысли вертелись у него в голове.

— В чем тут зло? — проговорил он наконец. — В том, что это может не понравиться властям.

А, властям! Лица у крестьян были все так же невозмутимы. Один только вопрос. На этот раз они собирались задать вопрос. Затем вдруг обнаружили, что он относится не к Кара, а к ним самим. По молчаливому согласию, они решили не задавать его. А про себя подумали: так вот оно что — дело во властях!

— Скажите теперь, как бы вы поступили, если бы вам пришлось дороже платить своим рабочим?

— Мы сделали бы все возможное, чтобы им помочь. Все возможное, но не больше.

— Они станут еще более требовательными. И все из-за вас… Стоит только положить им палец в рот…

— То, что ты говоришь, право, не заставит нас изменить мнение. Лучше бы ты сказал все это колонистам. У нас же нет ни сотен, ни тысяч гектаров виноградников или полей пшеницы. На колонистов это, возможно, произведет впечатление, даже наверное произведет. А нам…

— Так, значит, вы заодно с феллахами?

— Нет, мы не с ними.

— Но вы и не против них?

— Нет, мы не против них. Это правда.

— В таком случае это все равно, как если бы вы были заодно с ними.

— Мы уже сказали тебе, что мы не с ними. И не против них.

— Что они нам сделали плохого? — спросил один из крестьян.

Это говорил Бу-Шанак, на этот раз пришла его очередь высказаться. Проработают они у нас один день, — сказал он, — мы им заплатим за этот день. Не работают — не платим. Они не приносят нам никакого вреда.

— И почему бы нам быть против них? Разве они нам не братья? — продолжал Бен-Юб. — А кто пожелает зла своему брату… кто роет яму своему брату, тот сам в нее попадет.

— Но если они объединяются, — возмутился Кара, — так это потому, что у них есть задние мысли. Трудно сказать, что это за мысли, но и нельзя сказать, чтобы их не было. Они желают нам зла, вот все, что я знаю! Они готовят какую-то пакость и в конце концов накликают беду. Если она свалится только на них, что ж, так им и надо. Но они накличут ее на тех, кто не имеет с ними ничего общего. На нас!

Оба крестьянина из Верхнего Бни-Бублена переглянулись.

Ободренный этим, Кара продолжал:

— Чего в сущности хотят эти люди? Они якобы протестуют… У них зуб против кого-то. Правильнее будет сказать, что у них зуб против всех! Готов поклясться в этом. У всех феллахов пусто в брюхе… Что же, по-вашему, пусть творят, что хотят? Тогда мы с ними не управимся. — Кара сиял, торжествовал. — Есть выход, — заявил он. — Можно найти управу на этих людей… Арестовать их надо… если и не всех, то по крайней мере некоторых из них, зачинщиков, главарей. Остальные — это стадо, у них не может быть собственных мыслей. Это бараны. Но главный преступник — Хамид Сарадж: этот тип вбил им в голову разные разности! Наши феллахи — люди простые, безвредные; сами по себе они не додумались бы до зла. Они ягнята, а он ведет их на заклание. Вот что из всего этого получится!