Большое небо - [47]

– Раз уж вы здесь, – сказала она, точно все это сугубо для его удобства.

У Винса с Венди была такая шутка. Они сидели на диване, смотрели телевизор, и она говорила: «Раз уж ты встал, милый, не нальешь мне чаю?» – и таким еще тоном, будто это она делает ему одолжение. Он откликался, как собака Павлова, – вскакивал, ставил чайник, и лишь потом его осеняло, что «встал» он ничуть не больше Венди. Слушал, как она смеется (ласково – ну, или ему в то время так казалось), пока он исполнительно выуживал чайные пакетики из сувенирной чайницы «Золотой юбилей королевы», которую Венди заказала по каталогу. Она была истая монархистка. Растила бонсай. Дважды в неделю ходила на калланетику, любила сериалы про женщин-мстительниц. И умерла. Больше никогда не сядет на диван.

Они вдвоем провели на этом диване массу времени – посмотрели на нем кучу телепередач, съели горы еды навынос, выпили море чаю, не говоря уж про вино. Собака плюхалась между ними и лежала подлокотником. Да, скучное, тусклое существование, но и у него есть плюсы. Лучше так, чем схлопотать пулю в лоб или унестись в море, потому что тебя смыло цунами. Лучше так, чем быть подозреваемым в убийстве. И безусловно, лучше так, чем умереть.

Уже потом, когда Винса изгнали с этого самого дивана, Венди сказала, что их брак превратился в «смерть при жизни», – Винс счел, что это немножко перебор. Сейчас Венди, вероятно, с удовольствием согласилась бы на смерть при жизни вместо… ну, короче, смертельной смерти. Винс скучал по дивану. На диване было безопасно и удобно. Диван был его спасательной шлюпкой, а теперь Винс тонул.

– Вы не помните, что были у дома мисс Истон, «Сойдетитак», вчера вечером около одиннадцати? – безжалостно давила испанская инквизиторша. – Вас зафиксировала соседская камера видеонаблюдения.

– Это и мой дом, не только Венди, – по-дурацки поправил он. – Я до сих пор выплачиваю ипотеку. И не то что это мой выбор – там не жить.

Так сказать-то можно?

– И, – продолжала она, пропустив его реплику мимо ушей, – помните ли вы, как разговаривали с человеком, который живет в соседнем доме, мистером… – она заглянула в свои записи, – мистером Бенджамином Линкольном?

– Бенни. Да. Упустил. Извините.

– Упустили?

Винс отчасти ожидал, что инспектор Марриот задержит его тотчас, но ему сказали, что он может идти.

– Загляните, пожалуйста, завтра, если вам нетрудно, мистер Айвс.

– Как ее убили? – спросил он. – То есть я знаю, что травма головы, но как? Чем?

– Клюшкой, мистер Айвс. Клюшкой для гольфа.

А теперь что делать? Стоит, наверное, прогуляться, подумал Винс, проветрить голову. Собаку ему не отдали – ее «проверяют на ДНК». Они что думают, Венди убил Светик? Нет, ответила инспектор, глядя на Винса грустно, будто жалела его, дурака такого.

– На случай, если собака напала на убийцу.

Пешком Винс не пошел – сел на автобус. Нечаянно – в нерешительности топтался у остановки, подошел автобус, и в нетипичном припадке спонтанности Винс взял и шагнул на подножку. Двадцать лет на автобусах не ездил. Винс устроился на сиденье. Кто, интересно, водит теперь его служебную машину? Винс и не задумывался о ней, пока сам катался, а теперь вспоминал с нежностью, почти как Светика.

На лбу у автобуса значился Миддлсбро, но с тем же успехом могли написать «Первый круг Ада». Да и какая разница? Просто хотелось уехать, все бросить. Жалко, что нельзя бросить и себя. Если Винс исчезнет, полиция решит, что он виновен, но Винсу уже было плевать. Они, наверное, выпустят такую штуку, как в американских полицейских сериалах? «Ориентировка» вроде называется, да? Будьте бдительны, все такое. Бегу к границе, думал он, как персонаж в книжке или в кино, да только он не в книжке и не в кино, он персонаж собственной жизни, и эта жизнь рассыпается. И некуда бежать, нет никакой границы, не считая разве что незримой административной, между Северным Йоркширом и Тиссайдом. Но и туда Винс не добрался. Вышел из автобуса в Уитби – побоялся уснуть и очнуться в лимбе или в Миддлсбро, что, в общем, одно и то же, – а потом шагал по пляжу до упора, пока на него не стал рявкать прилив, и тогда Винс по ступеням, от водорослей скользким, взобрался на тротуар набережной.

Он миновал маленькую гостиницу над морем и, к своему удивлению, сообразил, что это «Спрут и сердцевидка», заведение Энди Брэгга. Винс приезжал сюда всего пару раз и на машине. Когда идешь пешком, все другое. (Начнем с того, что все гораздо медленнее.) Зайти, утопить свои печали, излить невзгоды сочувственному собеседнику («Энди, никогда не угадаешь, что со мной сегодня случилось»)? Но Винс знал, что сочувственный собеседник из Энди так себе, а из его жены Роды и подавно. В подобные минуты нужен (по-честному) друг, но в голову никто не приходил. Винс звякнул Томми в надежде, что дома будет Кристал, но поговорил с ним только автоответчик, а вернее, сын Томми, Гарри, чей голос объявил: «Вы дозвонились по номеру семейства Холройд». Винс набрал и мобильный Томми, но в трубке лишь гудело и гудело, даже голосовая почта не включилась. Поговорить Винсу не с кем. Даже собаки нет.

Он прошел мимо «Спрута и сердцевидки», нашел скамейку возле стоянки у парапета. Со скамейки открывался вид на море, и Винс смотрел, пока не опустело в голове, под стать этому парапету.