Большое кочевье - [51]

Николка запоминал быстро и произносил правильно. Хабарову нравилась роль учителя. Он с удовольствием учил, заставляя Николку записывать и повторять вслух все новые и новые предложения.

Улита, мездрившая скребком шкуру пыжика, с интересом посматривала на пастухов, прислушивалась и, если Николка произносил какое-либо слово неправильно, тихонько смеялась.

— Ну ладно, Николка, на сегодня хватит, ставлю тебе четыре с минусом.

— Лучше медалью награди.

— Придет время — получишь и медаль, но скорей всего, заработаешь орден Горбатого или орден Сутулого.

— Это что за ордена? — удивился Николка и вдруг, хлопнув себя по лбу, рассмеялся: — Ловко ты меня купил, ловко…

Но Хабаров был явно не настроен на шутливый лад. Убрав книги в чемоданчик, он прислонился спиной к свернутому кукулю, и, закинув руки за голову, думал о чем-то своем.

Пурга не унималась.

«Удивительно, — размышлял Николка, прислонясь щекой к холодному брезенту, — на улице пурга, снег, мороз, а мы тут в рубашках одних сидим, и добро бы, стены отделяли нас от мира, а то ведь тонкая тряпка. Удивительно. Но с другой стороны, все это блаженство может нарушиться в любую секунду — вот сорвется сейчас палатка, улетит в воздух, и сразу плохо станет нам…»

Но вот рядом с палаткой раздался шорох — это возвращались из гостей Аханя с Шумковым. Первым пролез в палатку Аханя, он весь заляпан снегом, лицо мокрое.

— Хокан эгден хунгэ! — сказал старик вытирая ладонями мокрое лицо. — Десять шагов ходили — серавно весь мокрый стали.

— Ну-ка, переведи, что он сказал, — предложил Хабаров Николке.

— Он сказал, что очень сильная пурга.

— Так, так, праульно, — поощрительно закивал головой старик.

Улита, разливая по мискам суп, смешливо рассказывала Ахане и Шумкову, как в их отсутствие Николка пытался говорить по-эвенски. Николка между тем внимательно прислушивался, о чем говорит чумработница, и с удовлетворением отмечал, что некоторые отдельные слова ему уже знакомы.

На четвертый день пурга утихла.

Пастухи ушли проведать стадо. Олени находились все в той же котловине. Некоторые лениво копытили ягель, но подавляющее большинство лежало.

— Пургуют оленчики, — сказал Костя.

На следующий день ветер почти стих, но начался сильный снегопад. Костя предложил сходить на рыбалку. Николка подумал, что он пошутил, но пастухи тотчас же засуетились и начали собираться. Аханя достал из потаенных кожаных сумочек две заветные блесны, торжественно протянул их Николке.

Это были очень странные блесны: крючок сделан из обыкновенного гвоздя, вокруг которого обернута и расплющена латунная ружейная гильза, к шляпке гвоздя привязан тонкий крученый шпагат.

Николка недоверчиво взял блесны, ожидая подвоха, но и у Кости, и у Хабарова он увидел в руках такие же. Хабаров торопливо затачивал напильником жало своего крючка.

Когда пастухи оделись и готовы были идти, Улита бросила на порог три пустых рогожных мешка. Один взял Костя и выполз из палатки, то же сделал Хабаров. Николка нерешительно стоял над мешком. Все это казалось ему розыгрышем. Но пастухи уже ушли, и Улита смотрела на него вопрошающе.

Центральное куйло за эти дни накрепко застыло и укрылось снегом. Костя долго вел пастухов вниз по куйлу, то и дело срезая его немыслимые петли. Кругом была снежная сплошная мгла. Николка так закрутился, что уже не знал, в какой стороне находится табор. Но Костя уверенно шел вперед, это успокаивало Николку и в то же время удивляло: «Как же Костя ориентируется на этой голой местности, в этих бесчисленных петлях реки?»

Наконец Костя достал из чехла нож, начал долбить лунку.

Пока Хабаров и Николка выбирали место и продолбили по одной лунке, Костя сделал две и, усевшись перед ними на корточки, начал блеснить сразу двумя удочками. Вот уже и Хабаров опустил в свою лунку блесну, а Николка все еще долбит, неохотно, словно по принуждению. Он поглядывает на Костю, испытывая желание сказать ему что-нибудь насмешливое по поводу неказистых блесен. Но вот Костя резко взмахнул правой удочкой и, бросив левую, начал быстро, но с видимым напряжением выбирать снасть.

«Что он тянет?» — Николка замер от любопытства. Секунда, другая — вода в лунке взбурлила, и на лед, извиваясь и раскрывая пасть, шлепнулась большая, в руку длиной, рыбина. Настоящая рыбина! Николка даже оцепенел от удивления. Он торопливо продолбил лунку, трясущимися руками опустил в нее блесну и начал лихорадочно блеснить, поминутно оглядываясь на Костю.

Хабаров тоже выдернул кунджу, но меньшую, чем у Кости. А Костя еще одну выбросил на лед, такую же большую, как и первая. Через минуту третья рыбина заплясала возле Костиной лунки.

— Вот зараза! Чуть крючок не разогнула! — нарочито сердито сказал он, отпихивая ногой рыбину.

Николка с завистью смотрел на товарищей, то и дело выбрасывающих на лед больших пятнистых кундж. У него раза три крючок за что-то цеплялся, но тут же срывался.

— Что, Николка, сорвалось? — насмешливо спросил Хабаров.

— Совсем не клюет, — чуть не плача с досады, пожаловался Николка. — Наверное, место плохое или удочка дрянь!

— Давай поменяемся, — предложил Костя. — Можешь и удочки мои взять, а я твоей попробую.