Большое кочевье - [30]

Трещина действительно смыкалась — медленно и неотвратимо. Все глуше крик теленка. Сомкнулась трещина. В наступившей тишине отчетливо были слышны всплески волн.

Пастухи понуро побрели к стаду. Важенка осталась возле сомкнутой трещины, она недоуменно озиралась по сторонам и все обнюхивала то место, где еще остался запах следов ее теленка, — она, должно быть, не понимала, что теленок ушел от нее навсегда, и продолжала звать его.

В конце мая пастухи стали отпускать оленей на южные склоны ближайших к Варганчику сопок. На северных склонах было много еще снегу. Утрамбованный зимними ветрами, влажный теперь и плотный, он легко держал на себе не только человека, но и медведя, следы которого виднелись повсюду.

Конец мая, июнь — время медвежьих свадеб. Пастухи предупредили Николку, что в эту пору самцы-медведи жестоко дерутся между собой и вообще бывают очень раздражительны. Из предосторожности пастухи старались ходить по сопкам попарно, с заряженными карабинами. В сопках стояла зловещая тишина. Николка, наслушавшись от пастухов рассказов о медведях один страшнее другого, чувствовал себя в этой тишине весьма неуютно, то и дело тревожно озирался. Медведей видели ежедневно и помногу, но все далеко. Однажды, взобравшись на вершину гольца, пастухи увидели на ближайших сопках в разных местах сразу четырнадцать медведей. Черными шариками скатывались медведи с белых гор в бесснежную тундру. Но от таких встреч душа не холодела и сердце продолжало ровно биться. Николка чувствовал себя рядом с пастухами в полной безопасности. Вот увидеть бы медведя поближе, встретиться бы с ним один на один…

И такая встреча скоро произошла. Худяков, Шумков и Николка поднялись в то утро на седловину. Слева метрах в двухстах паслась группа оленей голов в пятьдесят.

— Николка! — сказал Шумков. — Пугни-ка их вниз, в стадо пусть бегут, а мы с Худяковым за сопочку на ту сторону глянем.

И ушли за сопку. Николка, пройдя немного, увидел невдалеке большого черного медведя. Медведь деловито и быстро шел к нему. Николка вздрогнул, сорвал из-за спины малокалиберку, дрожащими руками, просыпая патроны, зарядил обойму и ствол. Но, вспомнив, что пастухи стрелять из малокалиберной винтовки в медведя строго-настрого запретили, растерялся и словно бы обмяк, ослабел от страха. Он хотел громко закричать, позвать на помощь, но не мог открыть даже рта. С надеждой взглянул на сопочку, за которой только что скрылись пастухи, но она была пуста. Зловещая тишина стояла вокруг. Равнодушный мир окружал его. Каждой жилочкой своей каждой клеточкой ощутил он это каменное равнодушие. Только люди смогут спасти его! Скорей к людям!

Он бросился по своему следу к сопочке. Медведь тоже побежал, сильно припадая на передние лапы. Зверь бежал наперерез. Он это ясно видел — огромный и мощный, страшный в своем молчаливом неотвратимом стремлении… Николка бежал изо всех сил, не чувствуя ни одышки, ни ног под собой, бежал отчаянно, ни на одно мгновение не переставая верить, что люди спасут его. Но черное пятно росло перед глазами, а вершина сопочки все была пуста, радужные круги кружились над ней, подпрыгивая.

«Эх, пропаду!» — молнией обожгла его мысль, и в то же мгновение он услышал хлопок выстрела. Еще один! Еще!

Медведь поднялся на дыбы, прижав передние лапы к груди, нервно завертел головой, принюхиваясь, шумно раздувая ноздри. И вдруг, точно наколовшись на что-то острое, зверь с необычайным проворством отскочил в сторону и, словно плюшевый мяч, стремительно покатился вниз.

Только теперь Николка почувствовал, как сильно он перепугался: пальцы его на правой руке, сжимавшие цевье малокалиберки, совершенно онемели, сердце в груди трепетало, в ушах позванивало, колени мелко дрожали, и все тело наполнялось каким-то неприятным зудящим теплом.

Из-за сопочки бежали к Николке пастухи с карабинами в руках.

— Ну как, испугался? — спросил Худяков.

— Испугался, — чистосердечно признался Николка.

— А что бы ты, брат, стал делать, если бы мы не подоспели вовремя? — поинтересовался Шумков.

— Выстрелил бы ему в глаз. Подпустил бы на два шага и стрельнул, я уже и мелкашку приготовил.

— Ну, в общем-то правильно, — согласился Шумков. — Только стрелять надо точно в глаз, череп эта пуля не пробьет, расплющится только. Тогда держись, если ранишь его…

Потом уже, подходя к палаткам, Шумков запоздало спросил:

— А чего же ты, брат, не кричал нам, когда медведь на тебя бежал? Мы ведь недалеко были, сразу бы услышали. Стыдился кричать или от страха язык отнялся?

— Я думал, что успею добежать до вас.

— Ну и дурень! Не делай больше так. Другой раз во все горло зови на помощь, ты же не отшельник Россинский. А если криком беде не поможешь, тогда уж молча дерись. Смелый человек даже ножом может убить медведя. Вот Аханя — много ли силы у него, а в позапрошлом году убил ножом здоровенного медведя.

— Как же это случилось? Расскажи.

— Да вот, брат, случилось, — уклончиво ответил Шумков, поглядывая на смутившегося Худякова, и кивнул на ухмыляющегося Костю.

— Вот Костя в этой охоте участвовал, он тебе расскажет…

— Ладно, расскажу потом, — согласился Костя.