Большое кочевье - [170]

— Да что ты взъярился, Матвей? — обиделся старик. — Я ж тебе тоже дело говорю. Поторопи своего каюра. И ход запасной завсегда иметь необходимо в любом деле, куды ни коснись. Ну, сам посуди: во-первых, охотники могут прямиком вертолетом туды прилететь, как в прошлом году было, во-вторых, вот сию минуту, этим рейсом подвезут наверняка целую свору таких же борзых, как и мы с тобой, если не похлеще, — разберут каюров, заодно и твоего каюра переманят двумя канистрами. Вот и будет тебе грандиозная охота — двух гусей домой привезешь… Дело тебе говорю, а ты яришься! Надо запасной ход иметь…

— Ну, тогда на прошлогоднее место уедем, против гагачьего острова остановимся, — смягчил тон черноволосый. — Там тоже место неплохое.

При этих словах Родников вздрогнул, с горечью подумал: «Вот и туда уже добрались…»

— Матвей Аркадьевич! Вы сказали, гагачий остров, да? — оживившись, спросил молодой охотник черноволосого.

— Да, Витек, самый настоящий гагачий остров.

— А что, и гаги там летают, увидеть их можно?

— Летают, Витек, летают, не очень, конечно, но так, если походить, посидеть — одну-две подстрелить можно.

— А вы на самом острове были? Может, там пух гагачий есть? Я давно мечтаю из гагачьего пуха спальник себе сшить, говорят, бесподобно теплый и легкий.

— Не-ет, голубчик, пуху ты там уже не найдешь, — усмехнулся старичок. — В прошлом году мы туда с Матвеем на резиновой лодке перебрались, чаячьих яиц набрали с сотню штук, а пуху гагачьего — ни пушинки! До нас с землей все выгребли…

— Слышь, Матвей! — старик опять заискивающе посмотрел на черноволосого. — А может, опять махнем к тому месту, где листвяк с орлиным гнездом стоял, а? Больно уж место там хорошее, помнишь, гусь-то все по той низинке тянул? Поставим палатку на старом месте, там еще от того листвяка дров на полмесяца осталось. Махнем, а, Матвей?

Родников не услышал, что ответил старику черноволосый, он стоял, прислонившись к стене точно оглушенный, и, стиснув кулаки, с ненавистью смотрел на этого заискивающе улыбавшегося человечка, творящего зло…

— Так что, Матвей Аркадьевич? Правду он говорит про орлиное гнездо? — кивнул молодой охотник на старика. — Или это не орлиное гнездо?

— Правду, правду, Витек, — закивал черноволосый.

— В прошлом году мы его надыбали, стоит на бугре, как шапка на колу, кругом голая тундра, ни прутика, ни веточки — вот земля! Костер нечем даже разжечь! Ну и грохнули мы эту деревяку вместе с тем гнездом. Орлы было крик подняли. — Черноволосый кивнул на старика: — Да вот Сидорюк угостил одного дробью, попало ему по хвосту, ну и подались они восвояси искать местечко поукромней. У них, у орлов, всегда запасные гнезда имеются — оч-чень вредная птица, я тебе скажу, Витек! Видал я однажды, как этот орел нерпенка схватил — хищник!..

— О-о, да еще какой хищник! — поддакнул старик. — Когтищи-то — что железные крючья, вцепится — не разнимешь…

«Хуже зверей вы! Сами хищники!» — хотел крикнуть Родников охотникам, но не смог, что-то мешало ему это сделать, быть может, в глубине души он чувствовал и свое причастие ко всему тому, что случилось на земле. И понял он вдруг, что с этого дня, с этой минуты нет и не будет ему покоя, что с этого дня и всю жизнь будет ползти перед его глазами залитая кровью нерпа, и будут кружиться над ним оставшиеся без гнезда орлы, и что он должен, обязан увидеть их вновь на новом, теперь уже вечно незыблемом гнезде. И еще он подумал: «Как хорошо, что Аханя не увидел разоренное, поверженное человеком гнездо».

Щелкнул громкоговоритель, начальник аэропорта объявил о том, что начинается продажа билетов на рейс тридцать девятый, прибывающий из Магадана. Пассажиры ринулись к кассе.

Купив билет, Николай отошел к своему чемодану и стал с беспокойством смотреть на дверь.

Стеша ворвалась в зал, тяжело дыша.

На ней было осеннее, в зеленую клеточку, пальто, коричневые лаковые сапожки и черный, в ярких розочках, полушалок — он очень шел ей.

— Товарищи пассажиры, прошу пройти на посадочную площадку!

На площадке Николай отвел Стешу в сторону от толпы. Из самолета все еще выгружали рюкзаки, ружья, тюки, ящики, алюминиевые весла, люди в рыбацких сапогах все это складывали в общую кучу, и куча все росла и росла.

— Ну вот, Стеша, скоро посадка, — грустно сказал Николай.

— Да, скоро посадка, — она с беспокойством оглянулась на самолет. — Еще разгружают… Сколько охотников понаехало, никогда их столько не видела… Ты, как приедешь на Олу, комиссию пройдешь, сразу мне напиши. А может, тебя и вернут еще…

— Ты, Стеша, что-то другое хочешь сказать — я вижу.

— Да, Коля, я хотела сказать совсем о другом, — она опять оглянулась на самолет — начиналась посадка. — Мы вчера с тобой не договорили, Коля. А я сегодня всю ночь не сомкнула глаз, думала о наших отношениях, и вообще о многом я передумала сегодня… Ты меня любишь, я верю тебе. И я не сержусь на тебя, ты не думай об этом, мы оба тогда неправы были. Правда ведь? И я счастлива… Ты пиши мне, пожалуйста, почаще, ладно? Я буду ждать тебя, — она с отчаянием оглянулась и вдруг обняла его за шею и крепко, жгуче поцеловала в губы.

— Ну, беги, Коля… опоздаешь… пиши мне…