Большое Гнездо - [181]

Одноок поупрямился для виду, но не очень. Согласился быстро. Гребешок рысцой бежал впереди его коня, то и дело оборачиваясь, чтобы убедиться, не отстает ли от него боярин.

У дверей встречала Одноока Дунеха, такая же свежая, как всегда, только еще свежее — румянец розово растекался по ее щекам, голубые глаза искрились, накинутая на плечи душегрейка приятно вздрагивала при каждом ее движении, и у боярина защекотало под ложечкой.

Проходя в избу, он оглядел Дунеху пристально, Дунеха хихикнула и пошла следом, жарко дыша ему в затылок.

В избе было тепло, в печи потрескивали дровишки, на лавке лежали смятые шубы, на столе высилось блюдо с грибками и три деревянных кубка.

— Никак, гости у вас, — сказал боярин, усаживаясь на лавку и показывая взглядом на кубки.

— Какие там гости! — небрежно сказала Дунеха и убрала кубки со стола. Гребешок и ухом не повел, покорно стоял перед боярином — большие ноги в ступнях [195] носками вовнутрь, руки сложены на животе.

Дунеха вышла во двор и принесла из ледника полный жбан меда. Боярин шлепнул ее по спине и вожделенно прикусил губу. Стоя к нему боком, Дунеха не отстранилась, а Гребешок смотрел в сторону — на покрытые свилявыми щелями бревенчатые стены.

Боярин хоть и был с утра навеселе, а меду выпил в охотку, провел пальцем по намокшему усу, покрякал, похвалил хозяина:

— Хорошо варишь меды, Гребешок.

— Это не я, это моя хозяйка, — отвечал мельник.

За дверью всхрапнул конь, почудились чьи-то шаги.

— Кто там? — встрепенулся Одноок.

Ему показалось, что Гребешок смутился, а Дунеха повернулась к двери и вся обратилась в слух.

— Твой конь, боярин, — сказал Гребешок, — иному быть у нас некому. Глянь-ко, — обратился он к жене.

Дунеха словно ждала этих слов и, не оборачиваясь, проворно выскочила во двор. На этот раз боярину почудились голоса — говорили шепотом. Одноок насторожился, с подозрением посмотрел на мельника.

— Аль опять не услыхал? — спросил он.

— Должно, из Потяжниц приехали…

— Из Потяжниц нынче на твою мельню не поедут, — сказал Одноок. — Отписал я деревеньку-то боярину Конобею. Он теперь в ней хозяин…

— А мы как же? — заволновался Гребешок.

Боярин улыбнулся:

— Ишь, всполошился как!.. Тебя я за собою оставил. Пущай Конобей свою мельню ставит.

— Да отколь же зерно ко мне будут возить? — еще больше встревожился Гребешок.

— За мною не пропадешь, — успокоил его Одноок. — Из Заречья повезут, да из Дроздовки, да из Лиховатого…

— Далеко им…

— Не твоя забота.

Вошла Дунеха, остановилась у порога. Гребешок внимательно оглядел ее: волосы сбиты, щеки еще больше раскраснелись, в глазах — озорные бесы.

— Где черти тебя носили? — спросил мельник жену.

— Человечек заплутал в лесу, дорогу на Потяжницы спрашивал…

— У нас заплутать мудрено, — сказал боярин, которому ни растрепанный вид Дунехи, ни слова ее не понравились. Не понравился ее ответ и Гребешку.

Почувствовав беспокойство, Одноок встал, направился к выходу.

— Ты куды, боярин? — встрепенулся Гребешок и засеменил за ним следом.

— Некогда мне у вас лясы точить, — проворчал Одноок. Как почудилось ему неладное, так и отпала охота гостевать у мельника. Дунеха — так та вроде бы даже и обрадовалась уходу боярина. Но улыбалась так же призывно и приветливо, как и прежде.

Гребешок подбежал к коню, подержал стремя. Одноок взгромоздился в седло, тронул поводья.

— Не забывай нас, боярин, — угодливо согнулся Гребешок.

Одноок не ответил ему. Въезжая под сень леса, краем глаза увидел он, как мельник дал Дунехе увесистую затрещину. Мельничиха покачнулась, но не вскрикнула. Когда боярин обернулся, они все так же стояли рядом и, кланяясь, глядели ему вслед.

Затрещину боярин понял по-своему (обиделся Гребешок, что жена вертелась подле гостя), и это польстило ему. Он даже обрадовался, что мельник не от сытости отдает ему жену. Едучи лесом, Одноок услаждал себя приятными мыслями, рисовал отрадные картины и не заметил, когда конь своротил на боковую тропочку. Деревья встали плотнее, лесная сень сделалась тенистее, тропка спустилась на дно оврага к замерзшему ручью, и здесь боярин увидел Вобея.

Видать по всему, его тоже смутило неожиданное появление боярина. Он нахмурился, но тут же овладел собой. Одноок опасливо поглядел по сторонам.

— Ты ли это, Вобей? — с растерянностью проговорил боярин. Бежать ему было некуда — на узкой тропке коня не развернуть. А лес вокруг дремуч и страшен.

— Вот так встреча! — сказал Вобей. — Здрав будь, боярин.

Конь, продолжая двигаться, подвез Одноока ближе.

— Тпру-у, — попридержал его, взяв под уздцы, Вобей и снизу вверх с насмешкой посмотрел на боярина.

— Не озоруй, — сказал Одноок.

Тот и глазом не моргнул.

— Отпусти коня, кому сказано, — повторил боярин, напрягаясь всем телом.

Вобей ощупал богатую сбрую, провел рукой по седлу.

— Добрый у тебя жеребец, боярин.

— Атказ и того лучше был, — сказал Одноок. — Увел ты его, Вобей…

— Не гневись, батюшка, — ответил тать, — без того атказа был я как без рук. Спасибо, пастухи твои разини.

— А ну, ступай с дороги, — рассердился боярин и дернул поводья.

Жеребец вздрогнул, вскинулся, но Вобей удержал его за уздцы.

— Не серчай, боярин! — сказал тать, становясь серьезным. — Знать, удача моя, коли нанесло тебя на эту тропку. Слезай, да живо!..