Большое Гнездо - [183]

— Спасибо за хлеб-соль да за приют хозяин, — сказал он, вставая. Дунеха, торопясь, сматывала в чистую тряпицу узелок с исподним. Шубейка была на ней, на ногах — меховые чоботы.

— Прощай, Гребешок.

— Прощевайте, голуби.

Вышли Вобей с Дунехой, а Гребешок за печь скакнул, потянул за черенок, выволок вилы.

«А вот поглядим, — пробормотал он себе под нос. — А вот поглядим, куды как пойдет».

Подкрался к двери, прислушался. Голоса Вобея и Дунехи раздавались во дворе.

— Эх, ма! — распахнул Гребешок дверь, сунул вперед себя вилы. Но не успел он и шагу сделать, как вскочили на двор его незнакомые вершники. Вобей прыгнул на коня, закружился по двору, Дунеха заверещала и, бросив узелок, кинулась прямо на Гребешка.

Не успел мельник убрать вилы, не успела струсившая Дунеха посторониться. Глубоко вошел в ее тело острый трезубец.

Схватилась Дунеха за черенок, ничего понять не может, смотрит на Гребешка и вроде бы улыбнуться пытается.

Дернул на себя вилы мельник — и прямо на него упала Дунеха, забилась на его груди, кровавя белую рубаху, захрипела и тут же кончилась.

А Вобеев конь махнул через плетень — и в лес. Кинулись за ним вершники, ломая сучья, закричали страшными голосами…

Ничего этого уже не слышал Гребешок, опустился он над телом Дунехи на колени, зажал ладонями ее бескровное лицо, закачался из стороны в сторону не в силах выдавить из себя слезы…

— Кто таков будешь? — наехал на него всадник на гнедом коне.

— Гребешок енто, мельник, — сказал кто-то.

— Не тревожь его, Веселица, — послышался другой голос.

Гребешок с усилием оторвал глаза от мертвого лица Дунехи, посмотрел на всадника помутневшим взором.

— Вишь ты, жену поранил, — говорили вои.

— До смерти прибил…

— Руды-то сколь натекло, страсть…

Веселица оглядел своих людей:

— Упустили ворога?

— Зверь он. И конь у него зверь.

— Пошто не пошли по следу? — сказал Веселица.

— Ванятка пошел.

— Он-те сыщет…

Веселица в нерешительности смотрел на Гребешка.

— Ас ентим что делать будем?

— Да что с ним делать-то? Пущай скорбит.

Веселица молча развернул коня и быстрым шагом выехал со двора. Дружинники тронулись за ним следом.

Тихо стало у мельницы. Чернела вокруг взрытая копытами лошадей мерзлая земля. Тусклое солнце, продираясь сквозь голые ветви дерев, бросало на лицо Гребешка холодный, мертвенный свет.

Мал Ванятка был, да расторопен. Высмотрел он, как, обогнув Владимир, перелесками, тихими тропами выехал Вобей к Лыбеди и скрылся в роще.

Тогда Ванятка поворотил назад, разыскал Веселицу с оставшимися воями и указал им путь.

— Молодец Ванятка, — похвалил паренька Веселица. — Глаз у тебя зоркой, как у сокола. Да вот, умеешь ли ты сам таиться?

— Не сумлевайся, — сказал Ванятка, — Вобей меня не видел. А мой жеребчик хоть и ходкой, а тихой…

Ровно огнем опалило Веселицу. Времени зря терять он не хотел. Замешкаешься на час, потеряешь весь день. А то и вовсе уйдет Вобей. И еще беспокоила его начавшаяся с разговора с Ваняткой тревога. Лишь по дороге разгадал он ее — не той ли самой тропкой подался за Лыбедь шатучий тать, на коей бросили его самого Однооковы прихвостни, не на ней ли подобрал его добрый и кроткий старец Мисаил?..

Как сейчас, вспомнил Веселица начало того дня, услышал звонкий лай Теремка, увидел склоненное над собой бородатое лицо старца.

Тревога забирала все пуще, а когда въехали в знакомую рощу, и вовсе стало Веселице невтерпеж. Неужто к Мисаилу в избу, словно в логово, заползет Вобей, неужто потревожит пустынника?..

Дал шпоры своему коню Веселица да еще наддал плеточкой. Едва поспевали за ним вои.

Вот и тропка старая, вот и место заветное, а вот и поляна. Веселица предостерегающе поднял руку. Не обмануло его предчувствие: так и есть — стоит у плетня привязанный к колышку атказ, косит вокруг себя диким взором.

— Здесь он.

Сошли вои с коней, придвинулись к плетню. Веселица без опаски пересек двор, постучал в дверь.

Никто не отозвался. Прильнул Веселица к дверному полотну, прислушался. Кто-то дышал с другой стороны, стоя, как и он, возле самой двери.

— Вобей, — позвал Веселица.

Тишина.

— Выходи, Вобей, — сказал дружинник. — Век в избе не усидишь.

И на этот раз — тишина.

— А ну, мужики, — крикнул Веселица воям, — подь сюды, кто помогутнее. Навалимся-ко разом.

Подошли, навалились — дверь затрещала, но не открылась. Осевший голос сказал с другой стороны:

— Камень вам в брюхо, мужики. Мало каши ели.

— Заговорил! — обрадовались вои. — Тамо он!

— Вестимо, там, где ж ему еще быть!

Навалились снова — дверь и на этот раз не поддалась. Из крепкой лесины сколотил ее Мисаил, стерегся диких зверей, ныне сам зверя прятал.

Веселица спросил приглушенным голосом:

— С тобой ли старец, Вобей?

— Со мной, где ж ему еще быть.

— Живой ли?

— Живой.

— Пущай отзовется.

За дверью зашуршало, слабый голос Мисаила сказал:

— Тута я.

— Не повредил ли тебя лихой человек, старче? — дрожа от волнения, спросил Веселица.

— Покуда здоров я. А ты кто, почто в дверь мою стучишь?

— Аль не признал?

— Не Веселица ли?

— Он самый и есть.

— Что же ты, окаянный, в мою избу ломишься, яко тать?! — возвысил голос Мисаил.

— Не ругайся, старче, я не тать. А тать у тебя под боком.

За дверью завозились. Голос Вобея сказал: