Большие пожары - [32]

В коридоре топтался Тележко, ждал начальника куда-то ехать. Из-за двери дробными сериями разносился треск пишущей машинки.

— Во Лида дает,— восхитился Петька,— как из автомата. Хорошая девчонка. Скромная.

Он просунул голову в дверь:

— Лидочка, можно? Ты в глиже или не в глиже? А то ведь я не один, с Лабутиным. Ну, ладно, ладно, я ведь пошутил.— И вздохнул: — Что-то у нас, Лида, с тобой разговорная речь не клеится.

Они сели на диванчик. Капли ползли по мутному оконному стеклу.

— Люблю дождь, — тихо сказала Лида, продолжая печатать.

— Дождь хорош, когда дома сидишь или когда тайга горит,— откликнулся Сергей.— А когда на посту стоишь или в походе...

— Если дорога хорошая и резина и тормоза в порядке, тогда, пожалуйста. А если грязь, болото, сядешь, не вылезешь.

— Я знаю,— сказала Лида,— я на лесозаготовках работала. Но дождь все равно люблю.

— Ты с какого года? — спросил Тележко.— Сколько тебе лет?

— Сколько дашь?

— Порядка двадцати трех.

Она засмеялась.

— Угадал? Печатаешь ты здорово. Долго училась? Она кивнула.

Когда Андрей Васильевич взял ее на работу, Голубева показала ей, как вставляется лист под валик, как кладется копирка, чтобы не получился отпечаток на обратной стороне листа, как работает верхний регистр, и Лида начала тренироваться. Она сильно ударяла указательными пальцами по клавишам, долго искала нужную букву, после каждого слова смотрела — как получилась. Она писала что хотела, что приходило в голову: «Сибирь, Сибирь, Сибирь, Москва, Москва, улица Горького, мы едем в Москву в синем вагоне. Лида. Лидия Аркадьевна Валединская, секретарь-машинистка, 123456789, №-«§:.» Лида тушит пожар, областная база охраны лесов и обслуживания лесного хозяйства. Начальник базы Гущин А. В ».

Потом у нее болели пальцы.

Она сидела одна после работы, стучала на старом «Ун-дервуде». Приходил ночной сторож, заглядывал к ней, здоровался. Постепенно к указательным пальцам подключились средние, потом безымянные Она уже печатала инструкции, приказы, сводки. Она уже почти не смотрела на клавиши. Плавно двигалась каретка, тоненько звякал звоночек, предупреждая, что близко край листа, кашлял в коридоре сторож, белая круглая луна смотрела в окно. Теперь Лида научилась печатать, думая совсем о другом.

— Ишь стучит,— опять восхитился Тележко,— как все равно этот, как дятел. Я бы, интересно, мог так наловчиться?

— Секретарь-машинист Тележко,— сказал Сергей.— Звучит.

Лида засмеялась.

— Чего ты смеешься? — возмутился Петька.— Это же темный человек, из тайги только что вышел. Ты представляешь, прыгает с парашюта в тайгу,

— Тебя лейтенант учил-учил говорить: с парашютом, а не с парашюта, так ничего и не добился.

— А я как оказал? Не в армии, не придирайся. Представляешь, Лида, я же сам пробовал, прыгал, можно сказать, не жалея жизни. На ровное место прыгаешь и то ужас, а тут в лес. Нормальный человек по своей воле прыгать не будет. Вот он целое лето был в тайге, вышел одичавший, от женщин совершенно отвык. А без женщин жизнь плохая. Чего ты так на меня смотришь?

Часы на стене пробили шесть раз. Лида накрыла машинку черным чехлом, стала одеваться. Сергей тоже поднялся:

— Мы, значит, пошли. А вы, товарищ Тележко, ждете начальника? Ждите и везите его аккуратно. Привет!

— Это с вашей стороны будет не локально.

— Вы, наверное, хотели сказать: не лояльно, но оговорились? К сожалению, ничего не сможем сделать. Товарищ Тележко, держите себя в руках.

Лида еле сдерживала смех.

.. Не успели они спуститься, как из кабинета вышел Гущин:

— Петя, поехали.

— Есть, Андрей Васильевич.

Он перебежал под навес, где стояли машины, и подогнал «Победу» к крыльцу.

— Домой.

Когда «Победа» пересекла широкий двор и, переваливаясь, выехала из ворот, Сергей и Лида только вышли на улицу. Они шли по скользкому деревянному тротуару, она в синем дождевичке, держа зонт над головой, он в длинном плаще с капюшоном. Тележко резко просигналил. Они обернулись, оба, смеясь, помахали, и Сергей взял Лиду под руку.

— Завтра к одиннадцати,— сказал Гущин.

— Я тогда с утра съезжу тормоза продую.

Шел дождь, зарядил и не переставал. Такой дождь был бы хорош летом над тайгой, сейчас он был ни к чему.

Осень. Осенью все они понемногу приходили в себя. Кончался пожароопасный период, отпускались парашютисты. Одни из них жили в городе, другие в маленьких районных таежных городках и селах, женились там и осели прямо в оперативных отделениях. Таким летом было легче, дом рядом. Теперь у них было много времени, отдыхали, нужно было хорошенько отдохнуть после трудного лета. Некоторые учились в вечерней школе, в лесном техникуме, даже в институте — привлекала перспектива стать летнабом.

Летнабы писали подробные отчеты о работе своих оперативных отделений в летний период. После этого областная база готовила общий отчет для центральной базы, для Москвы. В общем, освобождался Гущин лишь глубокой зимой, только тогда он брал отпуск.

Лена хотела приноровиться к нему, тоже отдыхать зимой, но он твердо отверг эту жертву. Он не может, но ради чего ей лишать себя юга, моря. И, по правде говоря, в трудное летнее время с бесконечным напряжением и нервотрепкой ему иногда хотелось побыть одному, после длинного жаркого дня перекусить где придется: в забегаловке с самообслуживанием или в «Поплавке», над рекой, прийти домой в пустую квартиру, принять душ и лечь, лечь, чувствуя, что еще минута, и не хватит сил дойти до дивана. Он взглядывал на книжные полки, на уютную зеленую лампу, думал: «Мирского давно ничего не читал, только по специальности». И тут же засыпал. Ему самому было странно и совестно, но он на время как будто совсем забывал про Лену, лишь вспоминал о ней изредка, тревожился и забывал снова, но к концу ее отпуска он уже тосковал и ждал ее с нетерпением. На вокзале, ожидая ее поезд, он начинал волноваться и потом слегка отчужденно смотрел на нее, Необычную, измененную разлукой и загаром, чуть-чуть чужую. Но вскоре ему казалось, что она и не уезжала, лишь густой загар напоминал об этом. В том санатории, куда из года в год ездила Лена, был только общий пляж, она была покрыта загаром, но груди оставались трогательно белые, тянулись белые полоски — следы от бретелек.