Большие и маленькие - [23]

Вина бы Люся выпила. Но что-то подсказывало, что лучше отказаться.

– Я и после похорон ничего не ставила. Посоветовалась с батюшкой. Он сказал, не запрещается, на ваше усмотрение. Главное, чтобы не напивались до непотребства. Но если можете, говорит, совсем без алкоголя, то это лучше. Усопшему наши молитвы нужны, а не пьянка. Я решила, лучше тогда совсем без ничего. Для Леши там сейчас каждая мелочь важна. А как его родня выпивает, мы знаем.

Только тут Люся спохватилась:

– Маш, а где они? Отец Лешин, дядьки, братья.

Маша усмехнулась:

– Ну, так где… Они ж обиженные. Я ж говорю, на поминках не наливала. Они потом, конечно, сами… – Шлепнула себя по горлу. – Я слышала, как ночью от свекра расходились. – Помолчала. – Намекает, что хорошо бы мне съехать отсюда. Мол, Леша дом на свои строил, родня, мол, помогала. – Скрестила руки на груди, вздохнула, откидываясь на спинку. – А я, значит, не родня.

– Леонтий Катю вчера о чем-то расспрашивал. – заговорила Ольга; голос сочный, совсем не подходивший к тусклой внешности. – Если хочешь, я поговорю с ней, когда придет.

– Да ну… – Маша поморщилась. – О чем говорить. Рисуется – какой он примерный дедушка.

Этой стороной Машиной жизни Люся никогда не интересовалась. Считала, все в порядке. Интересоваться специально родственниками Леши – как-то и в голову не приходило. Она и видела-то их несколько раз. Нечем было интересоваться. Отец работал на комбикормовом. Попивал, спьяну буянил, гонял жену, та иногда вызывала на помощь Лешу. Умерла давно – Катя в первый класс пошла. Мотоцикл у Леонтия был громкий. Леша, бывало, услышит, говорит: «О, это наш пепелац пофигачил». На рыбалку ездил. У Леши часто рыба бывала вяленая, ели под пиво. Новую Машкину свекровь Аллу – Леонтий женился на вдове из соседнего переулка – Люся и вовсе не видела. Дядьки, двоюродные братья – про них не запомнила ничего. Страшно сказать: не узнала бы, доведись повстречать на улице. Всему этому Леша был чужой. Сделал себя сам, вытащил себя из Платоновки, как барон Мюнхгаузен, за косичку.

– Люсь, пойдем завтра в церковь, ладно? – Маша сдвинула платок ближе к затылку.

– Конечно.

Ольга тем временем принялась убирать со стола тарелки из-под супа.

– Помочь? – повернулась к ней Маша.

Та отмахнулась в ответ: сиди, я сама.

Маша продолжила:

– Закажи от себя панихиду. Помолись за упокой. Но перед тем хорошо бы службу отстоять. Причаститься.

– Да-да, обязательно. Все, что нужно.

Пюре с котлетой. Компот.

– Правда, Люсь, это важно. Любая мелочь может повлиять, и в хорошую, и в плохую сторону. Все-таки без исповеди умер. И вообще, учитывая обстоятельства… Оксана с ним ночь просидела в больнице. Оксана – это его любовница. Молодая, моложе тебя. Можешь глянуть в соцсетях, Оксана Сотникова. Хорошенькая. Стриженая блондинка.

Вот так, между делом, без сантиментов – и явно не ожидая сочувственных вздохов от сестры. Даже удивляться не обязательно. Люся и не пыталась уже реагировать. Просто не нужно мешать – решила. Пусть эта новая реальность, в которой живет эта новая Машка, часто упоминающая батюшку, складно читающая молитвы над могилой мужа, сожалеющая не о том, что изменял со стриженой блондинкой, а о том, что умер без исповеди, – пусть все это как-нибудь само – пусть как-нибудь само перельется в нее. Как компот в стакан.

«А там разберемся».

– Я знала, куда он едет. Все знала. Про это долго не хочется, ты понимаешь… Она и не первая была. Митрохина даже на похороны пришла, кстати. На поминки, правда, не осталась, постеснялась. С Митрохиной у него давно было. А с Оксаночкой тянулось… сколько? – Мысленно подсчитала. – Почти три года. Да, где-то так. У нее как раз день рождения был. Написал ей в «Одноклассниках»: «Счастлив тот, кого ты любишь». Да. Запал на нее. Пирожок бери.

– Что?

Вот эти с печенкой. – Маша придвинула блюдо, Люся переложила пирожок в свою тарелку. – Он за ней заехал. В ресторан, что ли, собирались. Он уже не врал мне ничего. Я не спрашивала. «По делам». Ну, по делам, так по делам. Подъехал к ее дому, она на Семашко живет, вызвал. Когда она спустилась, у него уже инсульт. Правая сторона. – Маша согнула правую руку в локте, коснулась пальцами плеча: правая. – Вызвала «скорую», увезли в Первую городскую, ближайшую… У меня с утра одно занятие в городе было. Отзанималась, пришла домой. Ну что, вроде уже как-то смирилась, а тут всю трусит. Как в самом начале. Когда началось… измены начались… Стала убирать, полы мыть. Вечером, темнело уже, Оксана мне позвонила с его телефона. Так и так. В Первой городской. Инсульт. Я сорвалась. Все побросала. Выскочила на крыльцо и вспомнила, что автобус только что отошел. Сюда, вон, на площадь подъезжает, мне видно из окна. Следующий через час. А такси попробуй вызови. Попробуй объясни им, как сюда добраться. Это только кажется, что – мы же тут рядом, мимо комбикормового и пять минут езды. У Леши как-то машина сломалась, куда-то ему нужно было срочно. Решил такси заказать. В две компании позвонил, пытался дорогу объяснить. В итоге плюнул, пошел на трассу ловить.

Притихшая Люся цепко всматривалась в сестру – та словно прислушивалась к тому, что говорила. Как будто искала в своих словах что-то, что там есть наверняка, не может не быть – но вот никак почему-то не отыскивается. И она рассказывает это – не впервые, конечно, наверняка рассказывала Ольге – чтобы поискать еще раз: где-то здесь, не может не быть.