Большие безобразия маленького папы - [21]

— Спорим, — азартно сказал Папа Слинько, — встала, чтобы показать костюм!

Получив слово, Дуня, теперь уже подражая Петрину, рассказала, какой хороший коллектив в филиале. Дуня работала у Слинько, и отношения у них были прекрасные. Обнаружив, что Слинько зашатался, она со всей непосредственностью дуры решила продемонстрировать лояльность директору:

— …периодически возникающие с моим научным руководителем сложности…

— Красивая девочка, но дура, — доверительно прошептал Папа Слинько.

— Так, например, в этом году я не ограничивалась, как прежде, простым изучением методов народной медицины по лечению алкоголизма. Но и параллельно проводила большую атеистическую работу среди стоящих у нас на учете народных врачевателей. А товарищ Слинько не хотел понять важности этой работы и все время подтрунивал надо мной. А между тем, не занимаясь этой атеистической пропагандой, можно скатиться… просто, знаете ли, к чему угодно! И вообще, в последнее время я часто не понимаю, что Слинько от меня хочет. Ну просто не понимаю!

— А я знаю! Я знаю! — Папа запрыгал по сцене на одной ножке.

— Что? — растерялась Дуня.

— Сказать?

— Что сказать?

— Ну, что он от вас хочет. А-я-яй, папочка! Так сказать?

Папе пришлось довольно долго повторять «сказать?» на разные лады и прыгать на одной ножке. Наконец, естественный Дунин румянец поглотил искусственный.

— Молчи, сопляк! — крикнула Дуня и беспомощно оглядела окружавших ее мужчин, ища защиты.

— Ну?! — нетерпеливо крикнул Женя. Подобные ситуации всегда просто возрождали его к жизни. — Что он от нее хочет?

Дуня процокала через весь проход и скрылась за дверью.

Папа резко перестал прыгать и, повернув ухо в сторону Жени, сделал вид, что прислушивается.

— Ишь, какой хитренький! — неодобрительно сказал он. — Думаешь: «Пусть шпендрик выдаст намерения этого бабника Слинько, и разговор пойдет не только о его научной деятельности, но и моральном облике. Тогда он уж точно в замы не прорвется, а назначат, скорее всего, Федю. А мы однокашники. А при своем заме уже можно жить». Нет! И не надейся! — Папа нахмурился. — Не буду я в угоду тебе разоблачать своего родного папочку!

— Дайте мне его на пятнадцать минут! — попросил Женя. — И я узнаю, какая сволочь его подучила!

— А-а! — Папа погрозил пальчиком Жене. — Хочешь надрать мне уши, запугать, а потом объявить, что меня подучил Леонид Васильевич? Чтобы отомстить ему за отрицательную рецензию?!

— Не выйдет! — взвился Леонид Васильевич — самый склочный в институте тип, которого год назад с большим трудом сослали в Занзибаровский филиал. — Мне все равно, кто его подучил, но пора разобраться с вами со всеми по-крупному!

— Нет, Леонид Васильевич, успокойтесь! — крикнул Папа. — Здесь вы не правы! Честное слово, ни один из них ни разу не подумал, что если вас загнали в эту дыру, то вы будете молчать. Наоборот, они все считают, что теперь-то уж вам терять нечего. И для каждого из них вы являетесь грозным и удобным в управлении оружием против противника.

Лысый зааплодировал. К нему присоединились еще несколько человек.

— Ах, я еще и оружие?! Даже орудие?! — Леонид Васильевич обвел зал тяжелым и подозрительным взглядом. — Так я, позвольте заметить, оружие обоюдоострое!

— Ух, как здорово! — заорал Папа. — Ух, как мысли у всех забегали!!! А у вас, дядя Петя, быстрее всех! Даже понять сразу трудно…

То, что до сих пор у него еще были какие-то тормоза, Папа понял только сейчас — когда они исчезли.

— Ох и мысли у всех пошли! — рванул он майку на груди. — Буду сейчас их вслух читать! Все! Всем! Каааааааааааайф!!!

Мысли Петрина действительно мелькали с лихорадочной быстротой — дело заходило слишком далеко. Контроль за течением Совета он утратил, в любой момент могло произойти что угодно, а ответственность за все происходящее возложена на него. Пора было распорядиться вышвырнуть пацанов из зала. Петрин уже открыл рот, но тут мелькнула мысль: «Есть повод потянуть время, окончательно разобраться со Слинько, продумать ходы, „отлежаться“». Петрин закрыл рот, задумчиво пожевал губами и объявил, что поскольку рабочий день заканчивается, заседание Совета будет продолжено завтра.

Папа сжал кулачки и чуть не заплакал. Это же был его звездный час! Лучшее мгновение в обеих его жизнях. Наконец-то детское и взрослое «я» слились воедино. Сколько раз мечтал Папа на подобных чинных пустых собраниях сказать правду и возмутить спокойствие — всегда что-то мешало. И вот, когда это почти удалось, его сшибли на взлете одной фразой.

В отчаянии Папа пытался объявлять мысли выходивших из зала, но всего, что он добился — была маленькая пробка в дверях. Скакать козлом по опустевшему залу было неинтересно. Сын хмуро восседал в президиуме, отводил взгляд.

— Ну, как я их? — заискивающе спросил Папа.

— Хочу кушать! — угрюмо ответил Сын.

Когда Папа и Сын подошли к магазину, шел уже седьмой час. На улочке змеился хвост очереди из сосредоточенных мужчин. Не слышно было ни ругани, ни пустых разговоров. В магазине ворочалась плотно вбитая толпа.

— Папа, спой, как в автобусе! — потребовал Сын. — А то я умру от голода. Давай, тебе яблоко дадут или конфетку.