Большевистско-марксистский геноцид украинской нации - [12]

В те же послевоенные 1946–1947 гг. те же парторганы по указанию своего ЦК организовали очередной голодомор, которым только на Украине, где его вновь возглавил лично Лазарь Каганович, уничтожили около 2-х миллионов колхозников и членов их семей. Теперь уже общеизвестно: если, спасаясь от голодной смерти колхозник «крал» на уже убранном поле несколько колосков (выращенных им же, а не кагановичами), то за это «преступление» его присуждали к 10 годам лагерной каторги, т. е. — к смерти.

А еще до окончания войны, в 1944 г. Жуков и Берия с благословения Сталина подписали приказ о тотальной депортации украинцев в Сибирь. И первый эшелон уже отправили. Но потом дело засторопорилось: то ли не хватило такой массы свободных эшелонов, то ли Сибири, то ли решили «депортировать» на месте — на тот свет голодомором, что во сто крат проще, дешевле.

Зато менее многочисленные нации таки депортировали, подвергли геноциду тотально — чеченцев, ингушей, месхетинцев, крымских татар, армян, болгар, крымчаков, греков, поволжских и крымских немцев (не забыть бы кого).

Все эти жалкие в сравнении с большевиками нероны, калигулы, чингиз-ханы, иваны грозные и К° до подобного не додумались, ибо эти варвары в отличие от большевиков не знали марксизма и потому не были яростными интернационалистами, космополитами, антинационалистами.

Зато фашисты знали марксизм, его антинациональное мракобесие. Они разработали собственную, основанную как раз на махровом национализме, расовую теорию, согласно которой уничтожали миллионы представителей низших, неполноценных рас, к которым относили всех, кроме подлинных арийцев. В отличие от марксизма фашизм пророчил мировое господство не пролетарскому быдлу, а «белокурым бестиям» — чистокровным арийцам.

Хорошо знакомо с марксизмом и очевидно разделяет его лютый антинационализм и большинство нардепов и нынешнем украинском Парламенте. И не было бы ничего удивительного, если бы, подражаю Жукову и Берии, этот Парламент принял закон о тотальной депортации украинцев.

Кто-то спросит: — А куда же их можно сегодня депортировать?!

— Куда, куда?… Да хоть в ту же Сибирь! Ведь нынешняя российская власть в таком случае наверняка оказала бы братскому народу братскую помощь — гостеприимно открыла бы ему врата в «Сибирь неисходимую», тем более, что приказ Жукова-Берии не отменен и по сей день.

* * *

В течение десятилетий за свой тяжкий каторжный труд колхозники получали или жалкие крохи, или не получали абсолютно ничего, не имели малейшего представления о том, что это такое — регулярная твердая зарплата. Они не знали нормированного рабочего дня и нормальных выходных. В отличие от рабочих и служащих у них не было своего профсоюза, никто не защищал их социально-трудовые права. Они не имели пенсий, даже если трудились в колхозах до глубокой старости. Не имели отпусков, колхозницы — даже декретных, при любых болезнях им не выдавали больничных листов.

При всем этом колхозников силой, репрессиями вынуждали подписываться на бесконечные госзаймы, вносить при этом немалые наличные деньги, которых у них не было. Чтобы избежать тюрьмы, им приходилось продавать последнюю скотину, обрекая свою семью на голод. Бывало немало случаев, когда власти забирали эту скотину и за неуплату непомерных налогов на личное хозяйство колхозников. Часто жертвами такого произвола становились жены фронтовиков — матери многодетных семей и даже вдовы погибших на фронте мужей.

В отличие от жителей городов и поселков колхозники не имели паспортов и, следовательно, права выехать из деревни, поменять место жительства, вырваться из колхозного «рая». По той же причине не имели права послать своих совершеннолетних, но беспаспортных детей в города для продолжения образования. Если взрослые дети колхозников все же работали и жили в городах и поселках, то они не имели права забрать к себе своих престарелых, немощных, но беспаспортных родителей: они не могли прописать их в своих квартирах, а без прописки, как известно, было и ни туда, и ни сюда.

В общем составе населения страны крестьяне, колхозники составляли в те времена от 80 до 90 и более процентов. Т. е. они, по существу, и являлись народом.

— Как же называется народ, лишенный каких-либо элементарных прав и вынужденный едва ли не бесплатно и тяжко трудиться на тех, кто вынуждает, над которым постоянно издеваются, творят произвол, злодеяния?

Во все времена такой народ называли рабом, а государственно-политический режим, строй, который подобным образом обращается с народом, всегда называли рабовладельческим.

Остальные 10–20 % населения составляли рабочие и служащие. И хотя их социальное положение было несколько лучше, чем у колхозников, но по части гражданских, политических прав их положение в целом мало отличалось. Они тоже подвергались постоянным репрессиям, особенно интеллигенция, а в большевистских застенках, тюрьмах и лагерях густо перемешались миллионы представителей колхозного крестьянства, рабочего класса и служащих. И если говорить о народном рабстве, то к числу рабов-колхозников можно смело причислять рабочих и служащих.

IV. В ХХ веке ни один, даже самый свирепый политический режим не обращался со своим народом с такой звериной жестокостью, как большевистско-сионистский.