Большевики по Чемберлену - [15]

Под другим терпеливо дежурил, забравшись на тормозную раму и балансируя на ней так, чтобы не попасть под колесо, Вагонетка.

Почувствовав, что вагоны приехали уже на край света, ребята в качестве дневальных ждали от руководителей распоряжения и терпеливо скрывали свое присутствие на избранных ими самими постах.

Но только что наступил вечер, стемнело, зажглись фонари станции и опустели линии запасных путей, как среди составов товарных вагонов зашагали фигуры двух человек.

Это были Стремяков и китаец Сан-Ху, приставший к Пройде, чтобы помогать большевикам в Индии.

Стремяков и Сан-Ху сперва нашли вагон, в котором было отверстие Петряка.

— Затворники! — позвал Стремяков в дырочку.

— Ты, Мишка… что?

— Приехали! Сейчас вагоны поставят к разгрузочной, будем вылезать!

— Ура!

— Готовьте багаж!

— Есть, скажи другим.

Сан-Ху тем временем искал пульман, под которым дневалил Вагонетка.

Но он не знал его номера и в потемках сбился, останавливаясь то перед одним, то перед другим составом.

Стремяков выручил его.

— Ходя-камрад, здесь!

Стремяков ущупал глазами насторожившуюся фигуру Вагонетки, который принял в темноте товарищей за посторонних и старался сжаться еще больше, чтобы не выдать себя.

Он только что было кое-как расположился жевать переданные ему товарищами виноградинки сухого изюма и теперь, искривившись «в три погибели», не смел пошевельнуться, чтобы высунуть голову и взглянуть, кто подошел.

Китаец и Стремяков, поняв трагическое положение законопатившего себя в угол под вагоном, вымазавшегося в мазуте дневального, хмыкнули, и Стремяков издевательски шепнул:

— Буржуй! Ишь ложу занял!.. вылазь, черт, вагон сейчас поедет!

— Стремяков? — Вагонетка шевельнулся и быстро высунул голову.

— Да, скажи, своим, чтоб готовились слезать. Багаж выбрасывать сразу, как только пристанем. Приехали!

— Что же молчали до сих пор… С обеда стоим!

— Днем нельзя было, чтобы кто-нибудь не узнал. Готовьтесь.

— Здравствуй, Сан-Ху!

— Здластвуй, палня! Лусской молотца!

И вестовые скрылись между вагонами.

Пройда между тем получил у одного из коммунистов станции пакет от Граудина. Латыш не потерял даром дорогого времени, чтобы успеть товарищу прислать ценные сведения.

В письме Граудин сообщал Пройде, что он напал на след центра Икс-Ложи и отправляется в Лондон. Но кроме того, он узнал, что в Индии агентами Ложи являются англичанин Бурсон и русский белогвардеец Лакмус-Родченко. Ни о месте пребывания этих лиц, ни о характере их деятельности энергичный секретарь Пройды не сообщал ничего больше, но в пакете, кроме письма, оказался свежий номер английского военного официоза. Пройда развернул его, увидел на одной странице очеркнутый цветным карандашей правительственный приказ и из него узнал, что ввиду беспорядков в Северной Индии, в городе Майенвили вводится осадное положение и исправляющим должность военного начальника назначается полковник Бурсон, которому предлагается отправиться в Майенвили и принять зависящие от него меры для водворения в городе спокойствия.

Пройда посмотрел на карту. Майенвили он нашел недалеко от границы Индии возле Пешавера. Тогда Пройда решил с группой нескольких помощников поспешить в этот городок, оставив в качестве руководителя идущего следом за ним главного отряда Таскаева. Для того чтобы осуществить этот план нужно было только тронуться со станции.

В лице членов небольшой станционной комячейки Пройда и его друзья нашли себе нескольких деятельных помощников и в эту же ночь отряд со всеми мерами скрытности выгрузился, чтобы до рассвета выступить в поход.

Но как преобразился этот отряд, прежде чем ему тронуться со станции и очутиться в барханах пустыни и перевалах гор, через которые предстояло ему перейти, прежде чем он спустится в пешаверские долины Индии!

Большинство ребят за исключением франтившего Стремякова и раньше, правда, не блистали особенно европейским видом своей внешности, но все-таки они ходили по крайней мере одетыми с головы до ног, теперь же про них и этого нельзя было сказать.

Одни в остатках персидских халатов и рваных шароварах до колен, другие в каких-то подобиях рубах или кафтанов, третьи совсем, как анчутки, только с кусками материи на чреслах.

Цвет кожи также почти у всех был изменен и в разной, степени, но все они настолько потемнели, побывав для этого на специальной переделке в руках Таскаева что тропическому солнцу уже нечего было делать с кожей московских комсомольцев, чтобы превратить их в потемневших и пожелтевших «боев» и «баранчуков» — ребят Азии.

Все они объяснялись между собой, спорили и обращались друг к другу исключительно на диалектах Индии или английском языке.

Все не чаяли, как можно скорей перейти границы Индии.

Трудно было Стремякову свыкнуться с его теперешней одеждой индийского уличного подростка-боя.

Организатор пионеров, незадолго перед выступлением из Москвы, попав в весьма благоустроенный дом отдыха, познакомился со всеми благами и слабостями культурного самоухаживания. Он пристрастился к франтоватому костюму, ухаживанию за телом, ванне, душу и совсем увлекся своей внешностью, мечтая о том, как он, совершив какой-нибудь революционный подвиг, заставит сразу влюбиться в себя восемнадцать тысяч курсисток с московских рабфаков.