Больше никогда не спать - [6]

Я — нет. Притворяясь почтительным, я не осмелился даже прикоснуться к еде. Я набиваю рот лососиной и подаю Нуммедалу его трость. Он выходит, оставив на столе карту — нести её, конечно же, должен я.

На выходе ко мне устремляется тот человек, что хотел мне помочь.

— Гравлакс! — кричит он. — В Осло только один ресторан, где подают гравлакс, и он закрыт в июне. No gravlaks in the whole city! Мне ужасно перед вами неудобно. У вас в Лондоне всё организовано гораздо лучше. Или вы из Нью-Йорка? В Норвегии так всегда. В этой стране везде ужасный беспорядок. В Париже такое невообразимо. I am sorry! I am sorry! No alcohol in restaurants. No striptease either! Good luck to you, sir!

4

Вверх, вниз бежит асфальт. Машин попадается немного. Вдоль тротуаров Осло лежат холмообразные кучи скошенной травы. Вдали — дворец с белыми колоннами, жилище короля. Лестница вниз. Подземная станция. Электричка.

Должно быть, это одна из самых старых электричек в мире. Вагоны собраны из вертикально поставленных дубовых дощечек, аккуратно свинчены медными винтами и отлакированы.

Мы с Нуммедалом сидим у окна друг напротив друга. Подземная часть пути коротка, и поезд вскоре выходит на поверхность. Дорога прорублена в скалах. Поезд ввинчивается по ней вверх, позвякивая на поворотах.

Город остался внизу.

Нуммедал молчит, и я ломаю голову над тем, что можно было бы сказать. Но всё, о чем я думаю — полная дикость: …как же так — в восемьдесят четыре года вы ещё заведуете лабораторией… должно быть, вы из тех, кому такие вещи не надоедают… по крайней мере десять лет, как пора на пенсию, а может, и двадцать… да, в Норвегии, конечно, как и у нас, шестьдесят пять лет уже пенсионный возраст, а скорее и вообще шестьдесят, ведь социалисты так давно у власти… но он остался, незаменим на своём посту… наверняка понадобился какой-то специальный статус… о несравненный Нуммедал! Сколько уже лет он почти слепой? Почётный доктор в Ирландии, Кентукки, Новой Зеландии, Либерии, Лихтенштейне, Тилбурге. Неутомимая старость, можно только позавидовать… а может, дома такая стервозная жена, что убежишь хоть на край света, лишь бы не наслаждаться заслуженным отдыхом? Или противная экономка?

Разглядываю его одежду… старая, но приличная. Старики ветшают быстрее, чем их вещи. Как это выходит?.. Высокие ботинки, такие, как на нём, теперь ни в одном магазине больше не продаются. Прочные, толстые подошвы. Человек обращает внимание на такие детали.

Конструкцию своих очков он, наверное, сам придумал. Заказал очки в университетских мастерских. Внезапно я проникаюсь к нему огромным состраданием… я хотел бы сказать ему, со слезами на глазах: «Послушай, пожалуйста, Нуммедал Орнульф. Я, кажется, догадываюсь, что тобой движет, но ты ошибаешься. Зря ты веришь в бессмертие души. И нет никакого Вечного Старичка, ещё старше тебя, почётного доктора всего, чего можно, и с такими же идеалами, как у тебя, но только ещё возвышеннее. И когда ты шагнёшь в абсолютную ночь, а она может наступить в любой момент; когда удар прогрохочет по твоим изношенным сосудам, с кровавыми молниями, — никакой Старичок не придёт и не скажет: „Приветствую тебя, Орнульф! Всё это время я с большой радостью следил за тем, как ты продолжал ходить в университет, хотя давно мог бы сидеть дома, как, зная о прибытии некоего посетителя из-за границы, ты встречал его смесью высокомерия, иронии и добродушия. А потом повёл его в горы, чтобы он рассказывал всем у себя дома: старик Нуммедал по-прежнему бодр! Молодёжи ещё есть чему у него поучиться!“»

Нуммедал закидывает ногу на ногу. Его руки, все в бурых пятнах, опираются на трость и покачиваются в такт поезду.

— Судя по времени, — говорит этот Аденауэр от геологии, — мы подъезжаем к участку, где прекрасно видны силурийские отложения. Посмотрите. Если будете смотреть внимательно, то и сами заметите. Вот там!

Он указывает на деревянную стенку, между окнами, но я и в самом деле вижу Силур.

Мои мысли опять блуждают. Чего я хочу? Хочу, чтобы он дал мне аэрофотоснимки. Как мне произвести впечатление на этого старика, которому уже давно на всё наплевать, и который охотно вводит собеседника в смущение, если, конечно, он сам отдаёт себе в этом отчёт?..

Больше всех виноват, наверное, Сиббеле. Сиббеле должен был по-другому взяться за дело. Должен был сказать… что сказать?.. Должен был попросить послать снимки в Голландию! Но Сиббеле не знает точно, какие снимки той области, о которой я должен писать диссертацию, вообще существуют. И, тем более, в том, что я сам приехал за ними, нет ничего неучтивого.

Внезапно я понимаю, в чём моя ошибка! Едва зайдя в кабинет Нуммедала, я должен был броситься ему в ноги. Унизительно, но красноречиво! О, помоги, — должен был я вскричать, — утоли мою жажду знаний! Я напишу десять научных статей и особенно позабочусь о том, чтобы в каждой из них по сто раз встречалось твоё имя. Я упомяну о тебе и во всех последующих своих трудах, даже в тех, что не будут иметь никакого отношения к твоим великим открытиям! Мои влиятельные друзья… Титул… Ордена… Некрологи…

Некрологи???

В любом случае, уже поздно. Подходящий момент для атаки упущен, я попал в окружение и вынужден защищаться. Меня заклинило, как погнутую ось в повреждённом колесе.