Больше никогда не спать - [5]

Шрифт
Интервал

— I understand you are a stranger here… Знаете, это очень плохой ресторан, здесь нет гравлакса. В Осло так трудно найти то, ради чего приезжают иностранцы! В Лондоне вы, конечно, к туристам гораздо привычнее. Но я вижу, у вас карта? Это план города? Могу я взглянуть?

Балансируя подносом на левой руке, правой я беру карту и отдаю её человеку. Теперь из-за того, что он захотел мне помочь, ему придётся ещё раз отстоять в очереди. Он разворачивает карту.

— В Осло есть только один ресторан, где подают гравлакс. Я вам его покажу.

— Не слишком ли трудно будет указать его на этой карте?

Я собираюсь объяснить, что это геологическая карта. Что он подумает, когда увидит все эти красные, зелёные и жёлтые пятна, среди которых сам город изображён размером с картофелину?

Он начинает водить по карте пальцем, но она тут же сворачивается обратно. Я зачем-то пытаюсь ему помочь, поднос у меня на руке шатается.

И опрокидывается прямо на него. Кофе захлёстывает его волной, пудинг зловредными сгустками липнет к пиджаку, посуда разбивается о пол, сам поднос я ещё успеваю поймать. Мой доброжелатель вытянул руки вверх и держит карту высоко над головой. Я оглядываюсь в поисках Нуммедала. Он одиноко сидит за столиком, перемешивая свой кофе.

— Ничего страшного! Ничего страшного! — уверяет человек. Он размахивает картой, совершенно сухой, неповреждённой. Я забираю у него карту. Две фрекен накидываются на него с губкой и полотенцем, разделяя нас.

Теперь ко мне устремляются и другие сердобольные норвежцы. Один захватил для меня пудинг, другой — кофе, а третий несёт салат с кусочками розовой рыбы.

— Лакс, лакс! — ритмично восклицает он. — Лакс, лакс! But no gravlaks! Too bad!

Я спрашиваю, сколько это стоит, перевожу взгляд с одного норвежца на другого, но не получаю ответа. Делаю ещё одну попытку, но так заикаюсь, что вызываю у них ещё больше сострадания. «Не говорит ни на каком языке, — думают они. — Приехал чёрт знает откуда поесть гравлакс».

Взмолившись про себя, чтобы только они за мной не последовали, я поворачиваюсь к ним спиной и убегаю с полным подносом к столу, за которым сидит Нуммедал.

На том месте, куда упал пудинг, фрекен на коленях вытирает пол.

Нуммедал говорит: «Haben Sie die Karte?»

Я разворачиваю карту на столе, глубоко вздыхая в предчувствии нового истязания, которому сейчас должен буду подвергнуться.

Нуммедал сдвигает очки на лоб и достаёт из-под одежды увеличительное стекло на чёрном шнурке. Он держит линзу так близко к карте, как будто ищет на карте блох. Его сморщенная шея вытянута до предела. Сейчас голова упадёт и покатится по столу. Он что-то бормочет про себя, одной рукой передвигая стекло, другой собираясь на что-то указать. Карта издевательски сворачивается снова. Я услужливо ставлю пепельницу, кружку с кофе и два своих блюдца на углы карты. Но слушать Нуммедала я не в состоянии.

Если бы всю жизнь я получал лишь частные уроки, то, наверное, остался бы неграмотным. В беседе с глазу на глаз я никогда ничего не мог понять.

Видели ли вы когда-нибудь сердце животного, заживо разрезанного? Злобную пульсацию этого цепного монстра?

Так пульсирует для меня время в пустоте, когда я должен выслушивать чьи-нибудь объяснения.

Обессиленный, я вздыхаю: «Да, да…» Спокойно оставаться на месте стоит мне огромного напряжения, и я устаю от этого так, как будто бегал три дня, не останавливаясь.

Нуммедал излагает мне свои непрошеные премудрости. Хоть бы он дал мне снимки, вместо того, чтобы демонстрировать свои познания! Капли пота стекают у меня с груди, грудь чешется, глаза вращаются и готовы вылезти из орбит. Я всё вижу и слышу, но ничего не понимаю.

За прилавком стоят майские королевы с горящими свечами в волосах.

Откровенно декольтированная фрекен протирает тряпкой пол в том месте, где я насорил. О, её медовые холмы.

Не открывая рта, я медленно сжимаю и разжимаю челюсти.

Нуммедал нашёл на карте место, которое, как он считает, должно быть особенно интересно для меня. Он кладёт на него свою лупу, снимает очки, вытаскивает из кармана белый носовой платок и начинает протирать им все четыре стекла. Между тем он вводит меня в курс дела:

— Район Осло простирается фактически от Лангсундсфьорда на юге, его нет на этой карте, до озера Мьоса на севере…

Тектоника…

Нижне-пермские отложения… Драммен… Каледониды… Архейский субстрат… Две синклинали… слоистая структура… сланцы…

Я издаю невнятные звуки, наклоняюсь над картой так низко, что не могу различить ни букв, ни обозначений, говорю:

— Да, да!

Восклицаю:

— Конечно!

Но я почти разрываюсь от отчаяния, потому что из Нуммедалова урока я так и не смог запомнить ничего, что могло бы пригодиться мне на предстоящей экскурсии. Ничего, что я мог бы использовать в разговоре… Чтобы Нуммедал остался обо мне лучшего мнения, чем о моём учителе, Сиббеле… Чтобы он наконец дал мне эти аэрофотоснимки — единственное, что мне от него нужно.

— Вы действительно собираетесь всё это мне показать? Не слишком ли это хлопотно?

— Оказаться в Осло и совсем не осмотреть окрестности!!

— Я вам очень благодарен за…

— Да, да, прекрасно! Так все эти молодые люди и говорят! Идёте? Я уже допил свой кофе.


Еще от автора Виллем Фредерик Херманс
Воспоминания ангела-хранителя

Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.


Электротерапия. Доктор Клондайк [два рассказа]

Из сборника «Современная нидерландская новелла», — М.: Прогресс, 1981. — 416 с.


Рекомендуем почитать
Клубничная поляна. Глубина неба [два рассказа]

Опубликовано в журнале «Зарубежные записки» 2005, №2.


Посвящается Хлое

Рассказ журнала «Крещатик» 2006, № 1.


Плешивый мальчик. Проза P.S.

Мало кто знает, что по небу полуночи летает голый мальчик, теряющий золотые стрелы. Они падают в человеческие сердца. Мальчик не разбирает, в чье сердце угодил. Вот ему подвернулось сердце слесаря Епрева, вот пенсионера-коммуниста Фетисова, вот есениноподобного бича Парамота. И грубые эти люди вдруг чувствуют непонятную тоску, которую поэтические натуры называют любовью. «Плешивый мальчик. Проза P.S.» – уникальная книга. В ней собраны рассказы, созданные Евгением Поповым в самом начале писательской карьеры.


Посеянным в огонь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Долгота дней

Дилогия «Долгота дней» состоит из двух частей. Одна — собственно романное тело. Вторая — новеллы, автором которых является один из персонажей романа. Романное тело представляет собой сказку о войне. Собрание новелл, напротив, выдержано в духе реализма.Рафеенко с легкостью соединяет казалось бы несоединимое, использует дерзкие риторические приемы, щедро разбрасывает по тексту аллюзии, цитаты и перефразировки. Все его бесшабашные чудеса не просто так, а с намерением, с идейной подоплекой, за ними кроется четкая система представлений об устройстве мира и отношении к нему.


Муза

1967 год. Оделль Бастьен поступает на работу в Скелтоновский институт, и одновременно начинается ее роман с Лори Скоттом.1936 год. Олив, дочь арт-дилера Гарольда Шлосса, тайком пишет картины. В Малаге, куда ее семья приехала из Англии, она встречает художника Исаака Роблеса – это ее первый роман.Сестра Исаака, Тереза, искренне желая помочь Олив поверить в свой талант, решает выдать ее работы за картины своего брата, а Гарольд Шлосс берется их продать. Так в одночасье к Исааку приходит слава.Спустя 30 лет его картины пользуются популярностью и стоят бешеных денег.