Больше, чем враги - [58]

– И там вы давали интервью? Как Гюнтер Непревзойденный?

– Именно! – просиял дядюшка. – Корреспондент – на редкость милая девушка, только слишком уж современная, с папиросой и странной прической – сказала, что портрет мой размещать не будут, только опишут внешность словесно. Это, по ее словам, способствует интриге.

Я быстренько пробежала глазами статью и выяснила, что дядюшка у меня, оказывается, "представительный брюнет с припорошенными благородной сединой висками изящного телосложения". Взглянула на обширные залысины пегого "брюнета" с легкой изящной сутулостью и хмыкнула, не удержавшись.

– Да она просто акула пера. "С висками изящного телосложения", надо же!

– Не придирайся, Тиа. Конечно, девочка еще не столь давно в журналистике, но она определенно далеко пойдет, можешь мне поверить. Восходящая звезда! Очень современная, пишет в новаторском стиле.

– Разумеется, как же может быть иначе, – пробормотала я. – Именно новаторсткий стиль, ничем иным ее статью не объяснить. Здесь полным-полно всевозможных новшеств. Особенно языковых.

– В редакции мне сказали, что следующее интервью будет брать сама Фифа! А на развороте "Вестник" дал отрывок из моего романа, – воодушевленно продолжал Вильгельм. – Так что среди полученных мною сегодня писем попались и записки от поклонниц. Они глубоко впечатлены столь неординарным произведением и желают лично завести знакомство с его автором, то есть со мной.

– Надеюсь, не с целью проверить умения неутомимого Гюнтера? – пробормотала я. – Боюсь, они будут несколько разочарованны.

Дядюшка выпятил грудь и уже собрался разразиться тирадой о достоинствах оного персонажа, но ему помешала весьма удачно подошедшая супруга министра.

– Госпожа Торн, вот вы где! А я вас искала.

Надо полагать, затем, чтобы я отвлекла внимание Марка от ее мужа. Я сладко улыбнулась и пропела:

– Госпожа Фойль, вы знакомы с начинающим литератором Гюнтером Непревзойденным?

Почтенная дама прижала руки к груди, как-то совсем по-девичьи охнула и залилась румянцем.

– Это правда вы? Я только сегодня читала статью о вас в "Ежедневном вестнике". И интервью, и отрывок из вашего шедевра. Ах, я ваша самая горячая и искренняя поклонница. Вы дадите мне автограф?

Вильгельм зарделся от удовольствия. Он приосанился и спросил у госпожи Фойль странным низким тоном, самому ему, должно быть, представлявшимся интимно-бархатистым:

– Вы позволите полюбопытствовать, что именно в повествовании произвело на вас наибольшее впечатление?

Пухлые щеки его собеседницы тоже окрасились румянцем. Должно быть, она не предполагала возможным обсуждать столь откровенный роман с мужчиной, пусть даже и с гениальным творцом. Или же ее сильнее всего впечатлили те самые моменты, над которыми так потешалась я. Само собой, пересказать сцену, в которой фигурировали стебли и лепестки, представлялось решительно невозможным для приличной дамы. Но дядюшка ждал ответа, взирая на госпожу Фойль с самым искренним интересом.

– Смелость! – наконец выпалила уже багровая от смущения супруга министра, зажмурившись. – Та смелая откровенность, с которой вы описываете чувственную сторону отношений. Ах, я даже не подозревала, что любовь может быть столь прекрасной!

Я невольно посочувствовала бедолаге Фойлю, который еще даже не представлял, сколько чудных открытий ему уготовано. В этот момент кто-то прикоснулся к моей руке.

– Двин! – обрадовалась я.

– Потанцуешь со мной?

Занятые разговором, Вильгельм и госпожа Фойль не обращали на меня внимания и даже не заметили, как я покинула их компанию.

– Как ты? – заботливо спросил Двин, сжимая мою руку в своей.

– Нормально, правда. Я ожидала, что все будет гораздо хуже.

– Гарт постоянно смотрит в твою сторону.

– Это уже не мои проблемы, – отрезала я.

Но все-таки отыскала в центре зала жениха с невестой – единственную пару, которой было позволено почти весь вечер танцевать только друг с другом. Гарт действительно смотрел на меня, но заметив мой взгляд, быстро отвернулся. Лилиана натянуто улыбалась, то и дело поглаживая своего уже супруга по плечу затянутой в перчатку рукой. На белом шелке ярко выделялись кольца с разноцветными крупными камнями.

– Хочу пить, – сказала я, внезапно ощутив, до чего душно в зале.

Двин тут же остановил одного из пробирающихся сквозь толпу официантов и взял у него бокал с вином.

– А ты?

– А я не хочу.

Я отпила пару глотков и поставила бокал на низкий круглый столик у стены. Меня тревожили подозрения, что друг снова заговорит о Марке, но Двин сегодня решил, видимо, не касаться запретной темы. Мы разговаривали о разной ерунде, потом я рассказала о дядиной книге, вызвав у друга чуть ли не истерический приступ хохота.

– Ты меня не разыгрываешь? Этот сухарь действительно написал такое?

– Скоро сможешь сам купить и прочитать. И дядюшка Вильгельм сильно переменился. Только взгляни.

Начинающий литератор стоял недалеко от нас, окруженный полудюжиной разновозрастных дам, и что-то вдохновенно вещал, бурно жестикулируя. К кружочку понемногу подтягивались новые слушательницы.

– Ого! Тиа, ты только посмотри, какой популярностью он пользуется! Может, и мне написать что-нибудь этакое? Тогда и меня будут любить дамы.