Больше чем просто дом - [128]
Властный голос с материнской восходящей интонацией взбирается по лестнице и вкатывается в комнату.
Г о л о с. Хел-лен!
Х е л е н (с гораздо большей силой звука, чем можно вообразить в столь восхитительно неприспособленном для этого теле). Да, мама!
M а т ь (приближаясь). Ты готова, детка? Я уже иду. Пришлось разбираться с одним из официантов.
Х е л е н. Знаю, мама. Напился вдрызг. Мы с Нерри видели, как он пробовал встать на ноги, когда его вышвырнули во двор.
M а т ь (теперь на лестничной площадке). Хелен, дорогая, вам с Нерри не стоило глазеть на это в окно. А Нерри я просто не узнаю, я… (Кажется, она останавливается, чтобы отдышаться.)
Н е р р и (почти кричит). Осмелюсь заявить, миссис Хэликон, что я…
Миссис Хэликон появляется в дверях и становится центром внимания. В этой семье она определенно является движущей силой. Ни сленг ее дочери, ни сыновние счета не способны ее обескуражить ни в малейшей степени. Она сверкает украшениями и нарумянена, как вдовствующая королева-мать.
M и с с и с Х э л и к о н. Итак, Нерри, итак, Хелен. (Достает записную книжечку.) Присядьте и молча слушайте. (Нерри взволнованно садится на стул, извлеченный из-за обвешанной платьями ширмы. Хелен возвращается к трюмо, и снова одно за другим в обычном порядке пробегает по ее лицу весь набор выражений.) Итак, я тут сделала кое-какие заметки. Просто записала все, что ты должна и не должна делать. Как мне это пришло в голову, так я и набросала. (Она усаживается, не глядя, и напускает на себя строгий вид.) Первое, и это не обсуждается, ты не должна ни с кем уединяться. (Хелен поскучнела.) Я терпела это у нас, и один Бог знает, сколько раз я терпела это в чужих домах, но я не в состоянии, пойми меня, не в состоянии разыскивать тебя повсюду, когда кто-то из моих друзей или друзей твоего отца хочет быть тебе представленным. Это значит, что начиная с сегодняшнего вечера и весь сезон ты обязана оставаться в танцевальном зале или в каком-нибудь другом помещении, где я в любой момент смогу тебя найти. Ясно тебе?
Х е л е н (зевая). O да! Можно подумать, я не умею себя вести.
M и с с и с Х э л и к о н. Ну так веди, если умеешь. Я не собираюсь выискивать тебя по темным закоулкам оранжереи, где ты болтаешь всякие глупости с кем попало или выслушиваешь что попало.
Х е л е н (саркастически). Да, «выслушиваешь» — куда вернее.
M и с с и с Х э л и к о н. И ты ни в коем случае не должна танцевать более двух танцев с молодым Кэннелом. Я не допущу, чтобы в городе все болтали о твоей помолвке, пока не подвернулась удачная партия.
Х е л е н. Завела старую песню. Тебя послушать, так я отпетая старая распутница или нечто настолько слабое и податливое, что готова сбежать с кем попало. Мама, бога ради…
M и с с и с Х э л и к о н. Дорогуша, я ради тебя из последних сил выбиваюсь.
Х е л е н (утомленно). Я знаю. (Решительно садится на другое невидимое кресло.) Mамочка, мне пришлось пообещать четыре танца Джону Кэннелу. Он заранее по телефону просил об этом, и что я могла ответить? Кроме того, в этих танцах разрешается разбивать пары, и он бы все равно перехватывал меня, сколько хотел. И какая разница? (Теряя терпение.) Нельзя же в наше время судить обо всем по меркам начала девяностых!
M и с с и с Х э л и к о н. Хелен, я же просила тебя при мне не упоминать девяностые годы.
Х е л е н. Тогда не обращайся со мной, как с ребенком.
Входит мистер Хэликон. Это маленький человек с внушительной внешностью и начальственным дружелюбием.
M и с т е р Х э л и к о н (чувствуя, что от него ожидается нечто традиционное). Ну как тут наша дочурка-дебютантка? Вот-вот выпорхнешь в этот огромный-преогромный мир?
Х е л е н. Нет, папа, пока не усвою одобренных цензурой взглядов на него.
M и с т е р Х э л и к о н (почти виновато). Хелен, я хочу тебе представить моего друга, человека весьма моложавого…
Х е л е н. Лет сорока пяти?
M и с с и с Х э л и к о н. Хелен!
Х е л е н. Ах, нравятся мне эти сорокапятилетние. И жизнь повидали, и вид у всех такой восхитительно-пресыщенный.
M и с т е р Х э л и к о н. И он просто мечтает с тобой познакомиться. Он видел тебя однажды, когда ты приходила ко мне в контору, кажется… и, надо сказать, он башковитый малый. Родом из Провиденса, между про…
Х е л е н (перебивая). Да, папа. Я буду счастлива с ним познакомиться.
Входит Сесилия, младшая сестра Хелен. Сесилии шестнадцать лет, но она не по годам развита и возмутительно сведуща во всех вопросах, касающихся ее сестры. У нее белокурые волосы, по контрасту с темной шатенкой-сестрой, и в придачу замечательные зеленые глаза, такие задумчивые и доверчивые. Впрочем, людей, которым она доверяет, можно на пальцах перечесть.
C e c и л и я (спокойно оглядывая беспорядок вокруг). Симпатичная комнатка.
Х е л е н. Ну а что ты хотела увидеть? Весь день то модистка, то швея, а горничные как сонные мухи. (Нерри встает и покидает комнату.) Что это с ней?
M и с с и с Х э л и к о н. Ты оскорбила ее чувства.
Х е л е н. Разве? Который час?
M и с с и с Х э л и к о н. Четверть девятого. Ты готова? У тебя на лице многовато пудры.
Х е л е н. Я знаю.
M и с т е р Х э л и к о н. Так, зайди ко мне, прежде чем спускаться. Я хочу на тебя взглянуть, пока все не завертелось. Мы с твоим дядей будем в библиотеке.
«Ночь нежна» — удивительно красивый, тонкий и талантливый роман классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.
Роман «Великий Гэтсби» был опубликован в апреле 1925 г. Определенное влияние на развитие замысла оказало получившее в 1923 г. широкую огласку дело Фуллера — Макги. Крупный биржевой маклер из Нью — Йорка Э. Фуллер — по случайному совпадению неподалеку от его виллы на Лонг — Айленде Фицджеральд жил летом 1922 г. — объявил о банкротстве фирмы; следствие показало незаконность действий ее руководства (рискованные операции со средствами акционеров); выявилась связь Фуллера с преступным миром, хотя суд не собрал достаточно улик против причастного к его махинациям известного спекулянта А.
«Субботним вечером, если взглянуть с площадки для гольфа, окна загородного клуба в сгустившихся сумерках покажутся желтыми далями над кромешно-черным взволнованным океаном. Волнами этого, фигурально выражаясь, океана будут головы любопытствующих кэдди, кое-кого из наиболее пронырливых шоферов, глухой сестры клубного тренера; порою плещутся тут и отколовшиеся робкие волны, которым – пожелай они того – ничто не мешает вкатиться внутрь. Это галерка…».
Первый, носящий автобиографические черты роман великого Фицджеральда. Книга, ставшая манифестом для американской молодежи "джазовой эры". У этих юношей и девушек не осталось идеалов, они доверяют только самим себе. Они жадно хотят развлекаться, наслаждаться жизнью, хрупкость которой уже успели осознать. На первый взгляд героев Фицджеральда можно счесть пустыми и легкомысленными. Но, в сущности, судьба этих "бунтарей без причины", ищущих новых представлений о дружбе и отвергающих мещанство и ханжество "отцов", глубоко трагична.
«…Проходя по коридору, он услышал один скучающий женский голос в некогда шумной дамской комнате. Когда он повернул в сторону бара, оставшиеся 20 шагов до стойки он по старой привычке отмерил, глядя в зеленый ковер. И затем, нащупав ногами надежную опору внизу барной стойки, он поднял голову и оглядел зал. В углу он увидел только одну пару глаз, суетливо бегающих по газетным страницам. Чарли попросил позвать старшего бармена, Поля, в былые времена рыночного бума тот приезжал на работу в собственном автомобиле, собранном под заказ, но, скромняга, высаживался на углу здания.
Все не то, чем кажется, — и люди, и ситуации, и обстоятельства. Воображение творит причудливый мир, а суровая действительность беспощадно разбивает его в прах. В рассказах, что вошли в данный сборник, мистическое сплелось с реальным, а фантастическое — с земным. И вот уже читатель, повинуясь любопытству, следует за нитью тайны, чтобы найти разгадку. Следует сквозь увлекательные сюжеты, преисполненные фирменного остроумия Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — писателя, слишком хорошо знавшего жизнь и людей, чтобы питать на их счет хоть какие-то иллюзии.
Хулио Кортасар (1914–1984) – классик не только аргентинской, но и мировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказы писателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводов публикуется впервые, в том числе и перевод пьесы «Цари».
В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.
«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».