Больше, чем осень - [9]

— О-о-ой, — протянула она умилённо. — Это что за малявочка такой масенький?!

— Это кошечка, — пояснила Алика. — Она так любит всех людей, что расстаться с ней просто не было сил. Но вообще — это для тебя подарок.

— Аль, спасибо тебе! — растроганно дрогнувшим голосом проговорила Таша. — Я всегда, с самого детства хотела котика или кошечку! Но мама была против животных в доме... —  И осеклась, её глаза влажно заблестели. Она просто достала котёнка из коробки, устроила у себя на руках и принялась чесать и гладить. — Я назову её Оливкой. Потому что у неё глазки оливковые-оливковые...

Всё внимание Таши было настолько сосредоточено на маленькой питомице, что пришлось Алике самой следить за котлетами и гречкой, чтоб не пригорели. Кроме живого пушистого комочка, она привезла съедобные гостинцы: банку мёда, козье молоко, домашние яйца, сделанное Мариной собственноручно топлёное масло, пакет душистых антоновских яблок, пакет спелых помидоров последнего осеннего урожая, два толстых пучка глянцево-зелёной, ароматной петрушки (во влажных пакетиках, чтоб не увяла), небольшую продолговатую тыкву с ярко-оранжевой мякотью и дынным ароматом, деревенский творог, травяной сбор для чая, сушёную мелиссу и настойку прополиса.

Переезд — стресс для кого угодно, но Оливка осваивалась довольно быстро. Уж такой у неё был характер, неунывающий и жизнелюбивый, а носик — неудержимо любопытный. Она обследовала квартиру, была накормлена и наконец уснула, утомлённая кучей новых впечатлений. Радости Таши не было конца. Алика тоже улыбалась. Так, глядишь, племяннице и грустить станет некогда. В идеале ей бы психотерапия не помешала, но кототерапия — тоже неплохой вариант.

Только после обеда Алика заметила три упаковки «Тагриссо», лежавшие на подоконнике в кухне.

— Таш, — устремила она пристальный, вопросительный и суровый взгляд на племянницу. — Это откуда?

У той вдруг задрожали губы.

— Аль, — пробормотала она. — Это твоя... старая знакомая принесла. Та, которая звонила вчера утром. Она... Она просила передать тебе, что ей ничего от тебя не нужно. Денег тоже. И какое-то там предложение, о котором она тогда по телефону говорила, отменяется, оно было не всерьёз.

— Таш, зачем ты взяла таблетки? — Алика, чувствуя жар в груди и слабость под коленями, опустилась на стул. — Не следовало их брать. Нужно было вернуть их ей.

К дрожащим губам Таши добавился влажный блеск глаз.

— Аль, но почему?

— Мы с ней расстались два года назад. Если я приму от неё таблетки, как это будет выглядеть?

Возмущённый жар охватывал всю грудную клетку, Алика почти задыхалась, даже немного закашлялась. В такие моменты болезнь давала о себе знать, давала ей почувствовать, как поражены лёгкие.

— Что я скажу Марине? Соврать ей я точно не смогу. А Регине я... не верю. Не может быть, чтоб тут не было какого-то подвоха! Поговорку про бесплатный сыр ты сама знаешь.

Таша шмыгала носом и моргала мокрыми ресницами.

— Аль... Я её прямо так и спросила. Она сказала, что нет подвохов. Аль, я тебя прошу, очень прошу, возьми эти таблетки! Марина всё правильно поймёт, вот увидишь. Если ты хочешь, если тебе так важно, продадим мамину и папину квартиру и отдадим деньги! Только прошу... только умоляю, не отказывайся! Это лекарство для тебя — спасение. А если с тобой... Если ты... Я не смогу, я не выдержу! Хватит с меня потерь, хватит похорон!

С каждым словом Таша плакала всё сильнее, и под конец этой речи её так трясло, что Алика не на шутку испугалась. Обняв племянницу, она прижала её голову к своей груди.

— Ш-ш, — прошептала она, вжавшись поцелуем в её макушку. — Ташенька, солнышко, ну что ты... Ну всё, всё, не надо. Я не собираюсь умирать, слышишь? И никогда не собиралась. Пойми, маленький, у меня есть причины не доверять Регине. Знаешь, какое предложение она мне тогда сделала? Она хотела, чтобы взамен на помощь с лечением я к ней вернулась. И плевать ей, что у меня уже Марина! Да даже без Марины... Нечего мне там уже делать. Кончилось всё... И уже не возобновится. Разошлись наши с ней дороги, и назад оборачиваться нет никакого желания. — Ощутив новый взрыв рыданий Таши, Алика прижала её к себе крепче. — Ну-ну... Не надо, мой хороший. Всё хорошо, я с тобой. И буду с тобой. У меня есть причина жить и выжить, есть причина бороться и победить. Это ты и Марина. И ради вас я даже из пепла восстану и с того света вернусь. Мы придумаем что-нибудь. Выход найдётся. Всё будет хорошо.

Таша только стонала и всхлипывала. В её ничего не видящих от слёз глазах застыла такая страшная, тоскливая пустота, что Алике сделалось жутко. Так плохо Таше не было даже в день похорон её родителей...

— Ташенька, детка, девочка моя, я обещаю тебе, я тебе клянусь: всё будет хорошо! Я буду жить. Я выкарабкаюсь, — охваченная леденящей болью сострадания и тошнотным чувством собственной беспомощности, пробормотала Алика, склоняясь над Ташей и гладя её по волосам.

Обещания не могли помочь. Слова не спасали, не утешали. Подняв Оливку со свёрнутого полотенца, на котором та устроилась подремать, Алика посадила её к Таше поближе, взяла вялую, ослабевшую руку девушки и приложила к пушистому тёплому тельцу.