Большая война России - [12]
Перевод Бориса Максимова
Франциска Дэвис.
Первая мировая война как испытание для империи: мусульмане на службе в царской армии
Like that of every great nation in Europe, [the Russian army's] fundamental principle is universal military service»[7], — утверждал в 1879 году английский комментатор Фрэнсис Уинстон Грин в связи с Русско-турецкой войной 1877–1878 годов. В его словах отразилось широко распространенное в конце XIX века среди военной элиты европейских стран представление о том, что всеобщая воинская повинность образует фундамент эффективной и боеспособной национальной армии>{101}. Идеал однородной национальной армии противоречил реальному положению дел в армиях большинства европейских держав, которые в ходе Первой мировой войны подверглись самому серьезному в их истории испытанию. Особую пикантность это обстоятельство приобрело постольку, поскольку державы, входившие в Антанту, громче всех провозглашали войну борьбой за освобождение угнетенных народов. При этом подразумевались «тюрьма народов», созданная их противником, Габсбургской монархией, и дискриминация христианских народов в Османской империи. Впрочем, и сами державы Антанты были империями: к примеру, на стороне Британской империи сражался приблизительно миллион индийских солдат, в контингенте французской армии также отразился колониальный характер государства, а царская армия уже на протяжении многих веков была неоднородной в культурном отношении. В результате Первой мировой войны претензии оттесненных на второй план меньшинств к имперским державам претерпели изменения>{102}.[8] Существенную роль здесь сыграли жертвы, которые население понесло на полях сражений и которых требовала власть во имя отечества. В этом смысле не была исключением и Российская империя.
Война перевела конфликты, обострившиеся еще до 1914 года, на новый уровень. Она вскрыла все внутренние противоречия, присущие царской империи и ее планам по модернизации на исходе ее существования. Война вновь потребовала от Российского государства безотлагательного решения застарелых проблем. Проблемы эти не в последнюю очередь сказались и на имперской политике в отношении армии. В ходе военной реформы 1874 года военная элита попыталась сформировать армию нового типа, контингент которой — патриотично настроенные солдаты — добровольно отправляется на фронт и которая выполняет консолидирующую функцию. Армия такого образца, по их мнению, была одним из необходимых условий для того, чтобы Россия устояла в грядущей «современной» войне.
Реалии самодержавной и пестрой в культурном отношении империи скорректировали эти планы. Принцип массовой мобилизации, востребованный в современных войнах, внушал опасения многим поборникам самодержавия. Мобилизация общества, по их мнению, высвобождала неуправляемые силы>{103}. Сам ход войны и Февральская революция 1917 года, похоже, подтвердили их правоту, ведь в результате войны произошла та самая мобилизация общества, которой правительство стремилось избежать до 1914 года. Трансформация, которую претерпела самодержавная власть в ходе международного конфликта, проявилась на различных уровнях: возникли новые полугосударственного типа организации, открывшие деятелям, доселе практически лишенным влияния, возможность участвовать в политике, поскольку теперь они заняли важные посты в военном аппарате>{104}. В сфере национальной политики также прослеживалось радикальное изменение вектора политики. В противовес «классическим» имперским стратегиям, направленным на закрепление господства, теперь отдельные меньшинства — прежде всего немцы и евреи — были объявлены внутренними врагами, чье экономическое влияние необходимо было подорвать. Империи требовалась национальная основа. Агрессивный русский национализм, с которым при необходимости заигрывали два последних царя, теперь стал одним из принципов политики>{105}.
Но как обстояло дело в Российской империи с другим меньшинством? К концу XIX века в ней проживало более 14 миллионов мусульман[9]. Первая мировая война коснулась прежде всего волжских татар. Они составляли большинство солдат-мусульман в российской армии[10]. Какую политику проводила империя в отношении солдат мусульманского вероисповедания, которым как-никак пришлось воевать против своих потенциальных покровителей, против Османской империи? Не прослеживается ли и здесь смена ориентиров в политике под бременем военного положения? Как, в свою очередь, отреагировали татарско-исламские элиты на то, что их единоверцы вынуждены были наравне с остальными участвовать в войне, ведшейся во имя царя и отечества?
Введение всеобщей воинской повинности в царской империи позднего периода
Реформы Александра II представляли собой попытку — предпринятую прежде всего «просвещенной бюрократией» — модернизировать Российскую империю. После катастрофического поражения в Крымской войне императорский Петербург хотел преодолеть отставание от своих европейских соперников, болезненно воспринимавшееся властями. Реформа вооруженных сил, начатая в 1874 году, была частью этого проекта. Ее разработчики взяли за образец прусскую армию, которая благодаря своим блестящим победам над Австрией и Францией в 1866 и 1871 годах убедила европейскую общественность в том, что национальной армии, набранной по призыву, принадлежит будущее. Дисциплинированность и моральная устойчивость солдат вкупе с их готовностью пожертвовать собой во имя единства нации, как полагали, могли решающим образом сказаться на исходе сражения. Введение всеобщей воинской повинности было попыткой воссоздать образцовый тип национальной армии, комплектуемой по призыву, в рамках имперского и самодержавного политического устройства. Армия подобного типа подразумевала наличие однородного сплоченного сообщества. Итак, реформаторы воспользовались моделью, которая шла вразрез с реалиями имперской России
