Большая стирка - [4]
Пока гости осматриваются, здороваются, рассаживаются, пока то да сё — всё это великолепие машинально пробуется, отщипывается, отламывается и исчезает незаметно само собой.
Когда подходит очередь горячих блюд, гости уже хлопают осовелыми сытенькими глазёнками, незаметно слегка распускают «молнии» на юбках и брюках и отодвигаются от столов, чтобы удобнее уложить на коленях набитые пузики. Какие там танцы.
Я поломаю стереотипы. Я — против гиподинамии, я — за небольшие европейские порции и здоровое питание. Стол будет ломиться от овощей и фруктов. Рыба — непременно, мясо — диетическое. Никакого холестерина в виде икры, копчёностей и картошки фри со свининой под майонезом. Стол выйдет значительно дороже, но здоровье того стоит. Потом сами спасибо скажут.
И вот сижу с девочкой-менеджером ресторана и растерянно листаю меню. Ресторан не санаторий, сказали мне, не специализируется на диетпитании. Порции стандартные, никто из-за меня раскладку пересматривать не будет. И вообще, раз я арендую банкетный зал, обязана заказать на каждого гостя блюд на сумму не меньше тысячи рублей. Из рыбного только филе лосося (скользящий взгляд по моему плащу и сапогам)… Дорого, потянете ли?
В результате, укладываясь в тысячерублёвый лимит, я заказываю: те самые пять видов салатов, нарезку из ядовито-розовых от нитрита ветчины, балыка и салями. Сдобные тарталетки в форме сердечек с красной икрой и громадным количеством пышно взбитого сливочного (сплошной холестерин!) масла. Сытный жульен с грибами и жирной курицей, свиные эскалопы, величиной с подошву, под майонезом… Что отстояла из здорового питания, так это свежую капусту с клюквой и овощной гарнир, оказавшийся впоследствии горсткой консервированных горошка, кукурузы и зелёной фасоли.
Ну ничего, зато у меня есть классные диски!
А за неделю до мероприятия муж попадает в больницу. Отменять праздник? Поздно: гости начинают съезжаться, ресторан потребует неустойку… Из Ижевска звонят с работы:
— Из-за тебя скомкали личные субботние планы. Значит, завтра к шести?
Язык не поворачивается сказать: «Вечера не будет». — «Конечно, жду».
«Шеф, всё пропало, всё пропало!!»
Помните рвущего на себе волосы и заламывающего руки Миронова? Нет, я не закатила истерики, когда ресторанный проигрыватель при запуске моих дисков снова и снова равнодушно высвечивал: «Ноу плэй».
Я только и сказала: «Провален вечер», — таким тоном, что девочка-менеджер тихо исчезла. Буквально испарилась, растаяла, вот только была здесь — и нет её.
Это она неделю назад горячо уверяла меня, что на их дивидишнике идут все RV-диски, сколько вечеров ни проводили — ни одного нарекания. Это потом мы обнаружим полтумбочки ресторанных дисков с пометками «не пошёл» и «не играет».
Все расселись. Произнесены дежурные приветствия, подняты первые бокалы. Гости деликатно ковыряются вилочками в креманках. Перезнакомила их друг с другом. Встали, «испекли» вокруг меня каравай, кого хочешь выбирай — и снова скромненько за столы.
Девочки из редакции с округлившимися глазами рассказали, как добирались: конец весны называется, метель стоит белой стеной. Встречных машин даже с зажжёнными фарами не видно. Двести километров дороги-серпантина, страху натерпелись… Гости вежливо поахали.
С тоской не досчитываюсь за столом двух ближайших подруг, на которых возлагала некоторые надежды: ну там провернуть пару игр, конкурсов, будь они неладны. Два прихлопа — три притопа, бег в мешках, прищепки, носики-кнопки… Ау, тамада, где ты?
В эту отчаянную минуту в дверях показывается… мой родненький домашний компьютер в полной комплектации: включая монитор, колонки и добела стёртую моей мозолистой рукой клавиатуру, даже «мышку» с ковриком. Всё это, отдуваясь, несёт редакционный водитель. Потом появляется муж Серёжа в тренировочном костюме, которому (мужу) и принадлежала идея с компьютером. Следом — возбуждённые, смеющиеся подруги — это они отпросили Серёжу у дежурного врача на три часика.
Уже через минуту первые пары плывут под «Изадору» и «Манчестер и Ливерпуль» в исполнении женственной Мари Лафорет. Потом гости зажигают под Тома Джонса и Любу Успенскую. Потом кавалеры смело вертят дам в «Кумпарсите» и «Памяти цветов»… Вечер покатился, как по смазанным рельсам. То и дело подходит кто-нибудь из гостей и заговорщицки просит скинуть музычку и на его диск. Триумф, триумф!
Ну а я пока могу с чистой совестью передохнуть и подумать о чём-нибудь приятном. Например, о том, что у издания, куда я пишу, и у меня юбилеи в один год!
Газета появилась в моей жизни три с половиной года назад во времена, которые бывали и получше: я разводилась с мужем, с которым прожила двадцать лет. Сын находился в самом подходящем для родительских разборок возрасте — пятнадцать лет. В знак протеста выкидывал такое — не приведи бог. Обвешался килограммами железа, отрастил лохмы, вырядился в чёрный балахон и берцы. Сочинял на синтезаторе музыку, под которую охотно солировала под окном наша овчарка Керри, а также окрестные псы. Сегодня он у меня умница и милый, очень серьёзный и рассудительный молодой человек.
Первой связующей ниточкой с газетой была редактор Виктория. До сих пор в недрах моего захламлённого почтового ящика лежит её первое сообщение, датированное, кажется, ноябрём 2006 года: что газета даёт моим рассказам зелёный свет. Ура, ура! Помню, первые месяцы я некорректно забрасывала Викторию требованиями заблаговременно ставить меня в известность, в каком номере соизволит выйти Его Величество мой рассказ. И она… аккуратно отвечала.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.