Большая стирка - [3]
Дочь и зять молодые, легко вписались в тамошнюю жизнь. Дочка выразилась предельно ясно: «Родина там, где тепло заднице». Внуки, рождённые за океаном: светлоглазые, с копнами выгоревших волос — они уже готовые новозеландцы.
И только она, уехав, звонит и звонит, плачет и плачет в телефон. Выплакавшись, крепко высморкавшись, каждый раз берёт с меня страшную, страшную, страшную клятву (иначе меня покарает Бог), что я никому в нашем городе не расскажу о её одиночестве и тоске. Там, за океаном.
Звезда не имеет права тосковать. Тоска постыдна и унизительна — это признак того, что человек не состоялся, не сделал карьеры, что он не успешен, что слабак. В конце концов, посети личного психоаналитика, прими антидепрессант — и не разводи сырость, не порть окружающим настроения.
— Пока, — говорю я. — Давай не хандри. Твори, пиши новые картины.
— Этим и живу. Только умоляю, помнишь наш уговор? Нашим об этом никому. Всем говори, что у меня всё замечательно, всё прекрасно, всё о кей…
Праздник без тамады
— Праздник без тамады? Ну, не знаю…
Я представила, как на другом конце провода родственница поджала губы. Типа, ну что с неё взять, всё не как у людей.
— Давай, — предложила, — я поговорю с Ниной Ефановной из бухгалтерии. Компанейская баба, занимается проведением вечеров по совместительству. И берёт недорого.
Вот, вот. Жизнерадостная шумная тётенька будет весь вечер терроризировать гостей: ни поговорить, ни расслабиться. Разбитый микрофон будет издавать визжащие звуки, как кастрюлей по плите, после неделю в ушах звенит. При этом, не дай Бог, окажется, что ведущая играет на музыкальном инструменте и считает себя обладательницей чарующего голоса. Пиши пропало.
А эти выуженные из интернета пошленькие игры, фанты, конкурсы, розыгрыши, сценки… Каждому гостю раздаются листочки с аббревиатурами: ВВС, СССР, МВФ и пр. Задача: подобрать лестные эпитеты для именинницы. ВВС — великолепная, весёлая, сияющая. СССР — солнцеподобная(!), сладкая, сапфир души моей…
Не уложились в одно слово? Налить виновникам штрафную! И снова: МВФ- милая, великолепная… Как, «великолепная» было уже?! Штрафную за повтор!
Потом, когда присутствующие проштрафятся, разогреются, порозовеют и ослабят галстуки и молнии на брюках юбках), можно перейти к более рискованным пунктам.
Вывести даму на танцевальный пятачок, заколоть со всех сторон прищепками (в интимных местах приветствуется). Мужчины с завязанными глазами обирают прищепки. Хохот, писк, дама бьёт по шаловливым ручонкам кавалеров… Прелесть как весело, особенно мужу дамы. Или объявить танец: чтобы пары не уронили зажатые между телами теннисные мячики. Кто уронит — штрафную!
Или вот ещё: присутствующие делятся на группы по половому признаку, садятся на стулья паровозиком. Тамада задаёт игривые вопросы. Дамы, отвечая, давят на «кнопки» — носы кавалеров. Те соответственно издают звуки: «дзинь-дзинь», или «ку-ку», или «пук-пук»… Главное — не повторяться. Все покатываются от смеха, вечер пролетает как одна минута…
Мы пойдём другим путём. Моим тамадой будет музыка. Сын-студент, морщась от омерзения (признаёт только рок), записал по моему заказу аж три диска, под завязку. Нейтрал, танцевальный винегрет, застольные песни.
Итак. Гостей встречает приятная ненавязчивая, приглушённая музыка, не более чем фон для общения. Под неё можно есть, пить, переговариваться, произносить тосты и вручать подарки. Танцевальные мелодии я хоть и назвала винегретом, на самом деле тщательно их отсортировала. Эти будут звучать уместнее в начале, эти — в конце. Быстрые, «прыгательные» чередуются с медленными, плавными: чтобы танцующие после африканских прыжков могли придти в себя, отдышаться, обмахнуться, остыть.
Подобрала самый разный ассортимент, учитывая вкусы и возраст приглашённых. От дореволюционных вальсов до ностальгических мелодий конца прошлого века. От танго тридцатых до современных отечественных и зарубежных эстрадных хитов. Для гостей в возрасте — цыганочка, Кадышева, Верка Сердючка.
С застольными песнями тоже всё понятно. Когда гости дойдут до кондиции, расчувствуются, и душа потребует песен — кто-то застесняется петь, у кого-то медведь на ухе потоптался. А любимым исполнителям с удовольствием подпоют все — караоке не надо.
— И ты за счёт музыки думаешь выезжать семь часов? С гостями, многие из которых в первый раз видят друг друга? Ну-ну, — глубокомысленно напутствовала родственница. В смысле, не желаешь слушать умных людей, пеняй на себя.
Я положила трубку и снова взялась за листок с расчётами. Вообще-то все большие и малые даты мы отмечаем дома: места хватает. Ужин обходится в пять раз дешевле, в десять раз — вкуснее, и в пятнадцать — здоровее, чем в общепите.
Но именинницей себя точно не почувствуешь. Сядешь в проходе с краешка стола и, как бобик, будешь вскакивать каждую минуту: принесли не ту тарелку, включили не ту конфорку, в суматохе сунули торт в микроволновку. Из пакета с замаринованным мясом торчит хвост кота… Не то, что вы подумали: он туда забрался, жрёт мясо и урчит от жадности.
А ночью в раковине гора посуды, а утром грандиозная уборка… Благодарю покорно, пускай будет общепит. Итак, следующий пункт — заказ блюд. Как это бывает обычно: на столах выставляют по пять видов эффектных недорогих салатов, бутерброды, канапе, нарезки, закуски…
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.