Большая семья - [135]

Шрифт
Интервал

Но скоро солнце огненным ободком выползло из земли, и Прохор почувствовал, как загудели усталые ноги, а все тело покрылось испариной. С каждой минутой он, жадно глотая воздух, ехал все медленнее и медленнее и, наконец, чуть ли не свалился на дорогу. Вытерев лицо и отдышавшись, он пошел пешком, ведя рядом велосипед. Дорога белой лентой уходила далеко к горизонту, а он шел медленно, медленнее, чем ползет червяк. Солнце заливало все кругом веселыми лучами, а на душе у Прохора было мрачно. Сколько еще итти? Когда он дойдет до района? Когда выполнит поручение? Сколько времени простоит комбайн?

Вспомнилось приказание Арсея: если велосипед сломается, оставить его в канаве и пересесть на попутную машину. А если не сломается? Если его таким вот, целым и невредимым, спрятать и подъехать на попутном грузовике? Прохор обернулся назад и увидел грузовик. Не раздумывая больше, он свернул с дороги, спрятал в кустах велосипед, травой прикрыл сверху.

Грузовая машина шла как раз в МТС. Прохора посадили, и он доехал прямо до места. Ему повезло: он застал директора в кабинете. Прочитав записку, директор сердито выругался и вызвал старшего механика. А через пять минут Прохор держал в руках два болта с гайками; глаза его блестели.

Через час машина, на которой Прохор доехал в МТС, возвращалась обратно. Возле места, где был спрятан велосипед, Прохор постучал в стекло машины. Шофер затормозил.

— Ты почему слезаешь? — спросил шофер, когда Прохор спрыгнул на землю. — Тебе ж в Зеленую Балку?

— У меня тут велосипед, — показал Прохор в кусты.

— А! — сказал шофер. — Ну, давай его в кузов — и поехали. Да поживей, а то некогда.

Домой Прохор вернулся к обеду. Комбайн уже работал. Это обрадовало и в то же время огорчило Прохора: столько волнений и все попусту…

Всадник достиг края пшеничного поля. Может быть, он, этот неизвестный всадник, так же вот спешит в МТС за какой-нибудь важной деталью?

Над головой лошади внезапно вспыхнул огонек.

«Ишь ты, ловкач! — подумал Прохор. — На скаку закуривает…»

Секунду-две огонек мигал, качался и вдруг взвился, описал дугу и упал на землю.

— Эй, осторожно! Запалишь! — крикнул Прохор, и крик его одиноко повис над полем.

Дует горячий суховей. Прохор стоит на месте. Всадник расплывается на фоне темного леса, лошадиный топот постепенно замирает в тишине.

В груди растет, поднимается тревога. Прохор срывается с места и прямиком через пшеницу бежит туда, куда упал огонек. Пшеница хлещет колосьями по лицу, но Прохор не чувствует боли. Он бежит, с трудом прокладывая путь в высокой и густой пшенице. Мысль: «Только бы успеть!» — кнутом подгоняет его. Еще немного. Еще напрячь силы…

Над пшеницей вспыхивает яркое пламя. Огромным снопом, разбрасывая в стороны искры, как огненные зерна, оно поднимается над волнующимся полем, озаряет темную ночь.

Прохор на ходу срывает пиджак и бросается на огонь. А огонь точно смеется над ним, беспомощным мальчиком, — звонко трещат колосья. Прохор тушит огонь пиджаком, топчет ногами. Но пламя еще пуще злится, приходит в ярость. Оно хватает юного смельчака за руки, лицо, уши, душит его едким дымом, тяжелым запахом горелого зерна. Вспыхивают штаны, рубашка. Прохор быстро поднимает с земли двустволку. Грозно звучит выстрел, другой. Тревога! Тревога!

Прохор без памяти падает на черное выжженное пятно.


Зина увидела зарево. Схватив Дениса за руку, она крикнула:

— Смотри!

Там, куда показывала Зина, розовело небо.

— Пожар! — крикнул Денис. — Поднять жнейки!

Зина быстро выполнила приказание.

Денис включил третью скорость и дал полный газ. Трактор взревел, прыгнул и стремительно помчался по стерне.

Держась за Дениса, Зина поднялась на крыло. Горячий ветер охватил ее. Она увидела вдали острые, мигающие языки огня.

— Пшеница! Пшеница горит! — закричала Зина. — Скорее, Денис, скорее!..

Оглушая воздух ревом мотора, трактор мчался вперед. За ним, тарахтя на рытвинах и кочках, неслись жнейки. Зарево поднималось все выше и выше. Ветер нес острый запах жженого хлеба.

Недоезжая до огня, Денис резко повернул трактор в сторону.

— Опускай жнейки! — приказал он помощнице. Зина опустила жнейки. Огонь был еще далеко. На сотни метров расстилалась густая завеса дыма. Когда трактор въехал в завесу, Зина почувствовала, что дыхание ее перехватило. Она зажала рот и нос платком, закрыла глаза, закашлялась, глотая дым. Дышать стало нечем. Голова отяжелела, мысли спутались.

Окутанный густым дымным облаком, трактор быстро продвигался вперед. Денис не сбавлял газ. Он обеими руками держал баранку, слезящимися глазами впиваясь в непроницаемую пелену. Вся сила, вся воля были подчинены одному: преградить путь пожару!

Внезапно дым стал редеть и еще через минуту совсем рассеялся. Зина открыла глаза. Дымная туча осталась позади, в нее уходила полоса только что скошенной пшеницы. Справа, совсем рядом, бушевал огонь. Зина часто дышала. Ей казалось: она пьет, как воду, чистый и теплый воздух.

Денис повернул трактор назад и приказал помощнице сойти.

— Я поеду с тобой, — запротестовала Зина. — Я не оставлю тебя!

Денис покачал головой.

— Приказываю сойти! — крикнул он. — И ждать меня здесь!


Еще от автора Филипп Иванович Наседкин
Великие голодранцы

Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».