Большая семья - [13]

6

Над огнем на треноге висел чугунок. На дне его виднелась горстка пшена. Прасковья Григорьевна, сидя у огня, чистила картошку и с улыбкой посмотрела на подошедшего сына.

— Не спалось, полночи у речки пробродил, — сказал Арсей и подсел к матери.

Из-за соседнего куреня вышел Недочет.

— Здорово были! — крикнул он издали. — А я к вам на огонек… — Он подошел, пожал руку Арсею, потом Прасковье Григорьевне. — А ты, кума… — он в добродушной усмешке обнажил желтые зубы, — ты молодеть начинаешь. Смотри, на щеках румянец какой.

Прасковья Григорьевна отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Недочет сел у костра, подобрал под себя ноги, достал табакерку.

— Понюхаем, Арсей Васильич?

Арсей отказался.

Недочет бережно двумя пальцами взял щепотку нюхательного табаку и с шумом втянул в нос.

Пришла с ведрами воды Евдокия. Она кивком головы поздоровалась с Недочетом, налила в чашку воды и, присев на корточки возле свекрови, принялась мыть чищенную картошку.

— Ну что, председатель, — обратилась она к Арсею, — чай, скоро овес сеять будем?

— Да уж скоро, — ответил Арсей, — дней через десяток, пожалуй. Если погода удержится…

— Овес — не князь, любит грязь, — сказал Недочет.

— То-то не князь, — проговорила Евдокия. — А как сеять будем? Лошади где-то у чорта на куличках. Зимой говорили — нельзя гнать по снегу, померзнут. А весна пришла — опять никто в ус не дует.

— Зимой нельзя было гнать потому, — пояснил Недочет, — что лошади снег не кушают. А до теперешнего дня тоже нельзя было гнать их. И опять, между прочим, потому, что земля для наших лошадок тоже корм неподходящий. А овсеца, чтобы насыпать лошадкам, у нас с тобой нету.

— Да уж… Смерть причину найдет!..

— Что ты к ним присосалась? — сказала Прасковья Григорьевна. — Дай одуматься людям, в себя прийти.

Евдокия нарезала картошку, бросила ее в чугунок.

— Времечка нет одумываться, — сердито сказала она и ушла в землянку.

Арсей подобрал сухие ветки, мелко поломал их и стал подбрасывать в огонь. Недочет покряхтел, подержался за бороду.

— Хлеб на исходе, председатель, — сказал он, и взгляд его сразу стал мутным и усталым. — Последний люди доедают… — Он смотрел то ли в огонь, ласково обнимавший чугунок, то ли сквозь его прозрачное пламя. — Калякал я с народом, — продолжал он как бы про себя. — Многие жалуются. — Он замолчал, поднял на Арсея вопросительный взгляд.

— Что ж будем делать? — проговорил Арсей, хотя понимал, что старик не этого от него ждет. — Что ж будем делать?

Недочет помолчал, подергал бороду.

— Собирай народ, — решительно сказал он. — Собирай народ, председатель. И ставь вопрос о хлебе. Так, мол, и так, граждане, у людей хлеба нету.

Арсей безнадежно махнул рукой.

— Что это даст?

— Так, мол, и так, граждане, — продолжал Недочет, не слушая Арсея, — хлеба у людей нету. Давайте свои скудные запасы, у кого что найдется. И все до единого фунта в общий колхозный фонд. Все до единой крохи. Под расписку председателя колхоза. А по урожаю каждому будет возвращено сполна и с благодарностью.

— Откуда ты взял, что у кого-то есть какие-либо запасы? Где они, запасы? Люди все эти годы полуголодные сидели, а ты — запасы!

Недочет терпеливо выслушал Арсея и потом сказал уверенно, настойчиво:

— Если я говорю — значит, знаю. Есть кое-что. Не у всех, понятно, но кое-кто имеет. Прошлый год в наших местах был урожайный. Конечно, сеяли мало, больше все на огородах, но кое-что собрали. — Он посмотрел на Арсея, чтобы увидеть, как подействовало на председателя это сообщение, и продолжал: — Собирай народ. И ставь вопрос прямо: так, мол, и так, иначе не продержимся до урожая.

Мимо проходил Матвей Сидорович Гришунин, пожилой колхозник. Он кашлял, кряхтел и медленно передвигал ноги, опираясь на суковатую палку. Арсей подозвал его.

— С благополучным возвращением в родные края! — сказал Гришунин и присел к огню.

— Как здоровье, Матвей Сидорыч? — спросил Арсей, пытливо вглядываясь в бледное лицо колхозника.

— Так себе… — уклончиво ответил Матвей Сидорович и встрепенулся: — А что, Арсей Васильич?

— Да так, — сказал Арсей. — Хотел послать тебя с ребятами за конями.

— Это я могу, — оживился Матвей Сидорович. — Когда прикажешь?

— Да надо бы нынче отправляться. Чего время терять? И так уж к раннему севу, пожалуй, не успеть, а еще помешкаем, так и совсем опоздаем.

— Это правда, Арсей Васильич, — подтвердил Гришунин. — Надо торопиться.

— Поезжайте, — сказал Арсей. — В районе расспросите, как туда добраться. Лошадей гоните лугами — прошлогоднюю траву жевать будут. Отдыху больше давайте. Помощниками себе возьми трех подростков. — Арсей достал бумажник и дал Гришунину триста рублей. — На дорогу… Хлеба захватите, а то голодовать придется.

Матвей Сидорович ушел готовиться в путь. Он уже не волочил ноги, а бойко шагал, высоко подбрасывая суковатую палку, и лишь попрежнему сипло кашлял.

Евдокия унесла котелок в землянку. Через некоторое время она позвала завтракать. Кулеш был жидкий и невкусный. Черствый хлеб горчил. Никто не почувствовал себя сытым.

Недочет решил пойти взглянуть на зеленя. Он знал, что посевы проведены с опозданием. Надо было теперь же решить, как поправить осеннюю недоработку и спасти урожай.