Большая семья - [115]
Потапов посмотрел на своего слушателя и тепло, как-то по-детски улыбнулся.
— Это прекрасно!.. — с восторгом сказал Туманов. — Это прекрасно!
Потапов медленно набил трубку табаком. Они долго молчали, отдавшись своим мыслям.
На террасу залетела серенькая длиннохвостая птичка, забилась под потолком, но, увидев людей, выпорхнула в сад. Она уселась на сучок яблоневого дерева, унизанного крупными, начавшими румяниться яблоками, и вспугнула утреннюю тишину звонким жизнерадостным писком.
В кабинете раздался звук передвигаемых стульев.
— Тс-с… Тетя Глаша! — оторвавшись от своих мыслей, сказал Потапов и спросил Михаила. — Ты спать хочешь?
— Нет, — покачал головой Туманов.
— Собственно, уже не к чему, — сказал Потапов. — Уже совсем утро. Давай лучше попросим Глашу поставить самоварчик.
Он отодвинул кресло и вышел в кабинет. Туманову было слышно, как секретарь райкома поздоровался со старухой-уборщицей. Оказалось, самовар уже кипел, посвистывая паром. Потапов поставил его перед Михаилом. Глаша принесла стаканы, сахар, галеты, чайник.
— Ну-ка, Миша, сорви пару яблок, — попросил Потапов. — Страсть как люблю чай с яблоками!..
Туманов спрыгнул в сад и раньше, чем Глаша успела наполнить стаканы янтарным чаем, вернулся на террасу.
— Они еще зеленые, Сергей Ильич! — сказал он.
— Все равно вкусно. — Потапов вытер яблоки полотенцем.
Расставив посуду на столе, Глаша, так и не проронив ни слова, вышла.
— Видишь? — многозначительно сказал Потапов, проводив старуху критическим взглядом. — Видишь, как губы поджала? Рассердилась. Да-с… Теперь во-всю распекает нас с тобой за то, что бодрствуем, когда порядочные люди спят. — Он отрезал от яблока несколько кусочков и положил себе в стакан. — Сегодня думаю поехать в Зеленую Балку, — сказал он, мешая ложечкой в стакане. — Оформлять партийную организацию колхоза. — Он налил чай в блюдечко. — Итак, решено: Дениса Скворцова рекомендуем секретарем парторганизации.
— Решено, — подтвердил Туманов.
— А кого на комсомол?
Туманов бросил в стакан два куска сахару.
— Там много хороших ребят, — сказал он. — Но я бы высказался за Антона Рубибея. Его уважает и ценит молодежь, мне кажется, больше, чем кого либо другого. К тому же он теперь кандидат партии, и эта работа будет для него партийным поручением.
Вошла Глаша и сказала, неодобрительно глядя на собеседников:
— Вас уже спрашивают, Сергей Ильич.
— Кто там, Глаша?
— Кто его знает! — сверкнув глазами, ответила уборщица. — Какой-то шутоломный старик. Как петух, ерошится. Докладывай — и делу конец… Я ему русским языком: «Нету, не приходил еще». А он мне: «Врешь, бабка, сам голос со двора слышал». Я ему: «Подожди секлетаршу», а он грозится двери выломать. И все бабкой погоняет, старый хрыч!..
Потапов быстро вышел и вернулся на террасу с Недочетом.
— И зачем ты, Сергей Ильич, держишь эту старуху? — спросил Недочет, показывая на уборщицу. — У нее ни красоты, ни соображения — одна фикция. Я ей доказываю, у меня дело неотложное, а она завела, как попорченный патефон: «Подожди секлетаршу».
Губы Глаши дрогнули от обиды. Она хотела что-то сказать, но только рукой махнула и ушла, с сердцем хлопнув дверью.
Потапова забавлял спор стариков. Он пригласил Недочета к столу. Туманов принес еще стакан.
— Что ж, я непрочь побаловаться, — заявил Недочет, принимая из рук Потапова стакан чаю. — Да только не чаевничать приехал. Важнее дело у нас к райкому.
— Какое же? — спросил Потапов.
— Насчет уборки урожая, — сказал Недочет, отхлебнув из блюдечка. — Нам нужен комбайн. Без него, хоть зарежь, не управимся…
Туманов допил чай и тихо вышел. На улице он расстегнул ворот рубахи. Лысогорск уже начинал жить своей утренней жизнью: прошли женщины на базар; гремя кузовом, проехал грузовик с пустыми железными бочками; промчался велосипедист с портфелем, пристегнутым к раме велосипеда.
Туманов медленно шел по неровному кирпичному тротуару. Он думал о Потапове. От всего сердца ему хотелось быть похожим на этого умного и простого человека.
20
Днем Потапов отправился в Зеленую Балку. Он поехал не обычной дорогой — грейдерным шоссе, которое проложили воинские части, — а вкруговую, через колхозы «Знамя труда» и «Борьба». Потапов решил посмотреть, как в этих колхозах обстоят дела с подготовкой к уборке урожая.
До обеда секретарь райкома занимался с Недочетом. Старик был на редкость неуступчив. Он требовал комбайн и ни на что другое не соглашался. Потапов и сам понимал, что своими силами Зеленой Балке трудно будет справиться с богатым урожаем. Но секретарь райкома не любил даром обнадеживать людей. Так поступил он и на этот раз. Для нужд района были отгружены четыре «Коммунара»; они уже находились в пути. Один из них Потапов намеревался сразу же отправить на поля Зеленой Балки. И тем не менее он уговорил Недочета рассчитывать прежде всего на свои собственные силы.
Они детально обсудили план уборки, который привез с собой Недочет. Потапов посоветовал вместо трех разбить четыре тока, чтобы таким образом сократить расстояние для подвозки снопов к скирдам. Он приказал «Заготзерно» отпустить Зеленой Балке двести мешков и занарядить из автоколонны две трехтонки для подвоза хлеба на элеватор. Заведующему райземотделом он предложил принять Недочета и выслушать все его просьбы.
Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».