Большая семья - [112]
Ульяна показала на восток.
— Видишь тучку? К рассвету она придет сюда. Думаю, гроза будет.
Арсей рассмотрел на горизонте темную тучу.
— Вот уж чего не надо сейчас, так это дождя! — заметил он. — Хлеба зреют… Сено не убрано…
Они заговорили о предстоящей уборке урожая.
— Я одну хитрость придумала, — сказала Ульяна. — Если дадите мне помощницу — какую-нибудь старушку, я буду с ней пять норм вязать, а может, и того больше…
Арсей с сомнением покачал головой.
— Это было бы почти спасением для нас! — сказал он. — Мы бы тогда за счет сокращения людей на вязке выставили еще несколько косарей. Но что говорить! Это утопия.
— Какая такая утопия?
— Как тебе объяснить? Вымысел, несбыточная мечта.
— Я не пустая какая-нибудь мечтательница, Арсей Васильич! — обиженно сказала Ульяна.
Арсей обнял ее.
— Прости, я не хотел тебя обижать. Я ведь не знаю, что ты в самом деле надумала. Но боюсь, что ты плохо рассчитала свои силы.
— Не знаю… Но я уверена — дело пойдет. Вот тогда посмотришь.
— В таком случае, расскажи мне, что ты задумала, — попросил Арсей. — Вдвоем легче разобраться.
Ульяна наотрез отказалась.
— А ну, как и вправду сорвусь? Ты первый тогда посмеешься. Ты такой!.. Помнишь, как поддел меня на прополке за тупые мотыги-то?
— А ты все обижаешься?
— Ничуть, — возразила Ульяна. — И тогда не обижалась. Даже поблагодарить хотела. Твои слова подтянули нас. И помогли первенство завоевать.
— А чего же не поблагодарила?
— Так… Времени не было.
— Спасибо за откровенность, — сказал Арсей. — Но все же скажи, что ты надумала?
— Нет, и не проси. Не скажу. Когда попробую, посмотрю, что получается, тогда — пожалуйста! А до тех пор и не проси!
Арсей лег, подложил под голову руки и, желая переменить разговор, спросил:
— Наверно, пробирали меня бабы на сенокосе, когда я Недочету сдал? Все косточки перемололи, небось?
— Совсем нет, — сказала Ульяна. — Посмеялись — только и всего.
— А ты почему не смотрела, не кричала?
— Я?.. Не всем же…
Туча на горизонте росла. Изредка, рассекая ее поверхность, вспыхивали тонкие кривые линии молнии. Из лесу подул теплый ветерок. В кустах беспокойно зашептались листья. Ульяна посмотрела на тучку и вдруг вспомнила страшную грозовую ночь, когда уходила в партизаны и когда по-настоящему узнала мужа. Тревога охватила ее.
— Арсей, — сказала она, прильнув к нему, — я боюсь…
— Чего ты боишься?
— Грозы…
Он привлек ее к себе, поцеловал.
— Милая, грозы не будет.
— Нет, будет гроза, Арсей, — твердила она. — Я чувствую, будет…
— Все равно… Не бойся. Ведь я с тобой, я, моя дорогая. Я с тобой.
— Да, ты со мной, Арсей.
— И ты не боишься со мной?
— Вот сейчас не боюсь.
— Ничего не боишься?
— Ничего.
Он снова обнял ее, притянул к себе, но она вскочила на ноги и весело закричала:
— Как тебе неудобно лежать! Я тебе сейчас так устрою, так устрою… Вот увидишь, как будет хорошо!.. — Она нарвала целую охапку свежей травы, Затем присела и принялась осторожно подкладывать траву под голову Арсея. — Я тебе такую подушку устрою… — ворковала она над его ухом. — Такую чудесную, мягкую!.. Ты уснешь на ней… А я буду тебя охранять, как верный часовой… — Опустив его голову на траву, она пристально посмотрела ему в глаза. — Вот ты много учился. А скажи мне, пожалуйста, почему так жизнь устроена? Почему, когда сердце твое кричит, надрывается, ты слова вымолвить не можешь? Почему?
Арсей видел над собой ее лицо, горящие глаза, чувствовал дрожь ее тела.
— Нет, скажи, правда, — настаивала она глухим голосом. — Скажи мне, почему жизнь так устроена?..
Он хотел что-то сказать, но она закрыла его рот рукой и тихо, в испуге прошептала:
— Не говори… Я боюсь, ты не так скажешь… — Она склонилась над ним, обдала его горячим дыханием. — Я сама скажу… Потому, что сердце нельзя заставить делать так, как тебе хочется. Оно непослушно, сердце, когда оно любит…
Она схватила его голову руками и крепко сжала ее.
В село они вернулись на рассвете. Ульяна была задумчива. Она рассеянно слушала Арсея, который с жаром говорил, как они будут вместе жить, как вместе будут работать, учиться.
— У нас с тобой, Ульяна, вся жизнь впереди! — восклицал он. — Мы с тобой такие дела будем творить — мир в восторге ахнет!..
У дверей землянки они остановились. Ульяна взяла Арсея за руки.
— Ну что ж? — сказал Арсей, обнимая ее. — Расстанемся? Соснешь малость? А завтра снова увидимся.
— Нет, нет, не уходи, — забеспокоилась Ульяна. — Я боюсь…
Арсей рассмеялся:
— Чего же ты теперь боишься? Грозы так и не было. Ты говорила, гроза будет, а на небе — ни тучки, ни облачка.
— Думала будет… Ошиблась… Мне не привыкать ошибаться.
— Тогда чего же ты боишься? — Боюсь одна оставаться.
— Хочешь, я останусь с тобой, — сказал он, беря ее за руки. — Останусь навсегда… И всю жизнь буду с тобой вместе…
— Нет, нет, не сразу так, — сказала Ульяна. — Подождем… А сейчас… зайдем ко мне. Побудем еще немного вместе…
Она открыла ключом дверь, пропустила впереди себя Арсея.
В землянке было сумрачно, пахло сыростью. Лунный свет через маленькое оконце бледной полоской падал на застланную кровать.
Ульяна закрыла дверь на ключ, обняла Арсея за шею.
— Милый… Родной… — шептала она со слезами. — Ясное солнышко! Как я тебя люблю!.. Как я тебя люблю, мой сокол!..
Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».