Большая семья - [104]

— Постой, постой! — воскликнул! Арсей, и глаза его ярко загорелись. — А ведь ты права, Ульяна! Что, если написать в Москву. Написать и все рассказать — все, как делал, какие получились результаты? Это может представить интерес. Во-первых, они, может быть, увидят, в чем дело, где ошибка, подскажут, а во-вторых, сами, быть может, извлекут какую-нибудь пользу из моих опытов. Это очень интересно!..

Он решил, что в ближайшие дни напишет письмо в Сельскохозяйственную академию и отошлет им все свои наблюдения.

— А неудача тебя постигла, Арсей, потому, — осторожно заметила Ульяна, — что ты превратил свою работу в секрет. Ты не обижайся, я тебе скажу прямо, как близкому человеку: ты не верил в нас.

— Что ты говоришь, Ульяна!

— Не верил!.. Как ты рассуждал? Я агроном, а они — простые, что они могут? Так ты думал, Арсей. И потому скрытничал, засекретился. В этом твоя ошибка, дорогой мой. Ты работал, как одиночка.

— Одиночка?

— А в одиночку сейчас человек мало что может, если он даже и впрямь талантом одарен. Тот, кто скрытничает от народа, того стережет неудача. Так я думаю. И тебе потому не повезло. Только потому. Расскажи ты людям о своих думках, разве не нашлось бы никого, кто помог бы тебе советом? Люди не трава, они не зря живут на свете, Арсей.

Арсей крепко задумался над словами Ульяны. Они вышли из подсолнуха на дорогу и направились в сторону села. Впереди перламутровой дымкой дрожал горячий воздух. В прозрачном разливе плавали серебряные нити паутины.

Желая вывести Арсея из раздумья, Ульяна сказала:

— Строительная бригада в район уехала, комсомольская.

— Как уехала? — спросил Арсей. — Я же просил повременить.

— Не знаю, как там получилось, а только сегодня утром ребята снялись и уехали. Говорят, приказ такой был из района.

— Чорт возьми! — с досадой сказал Арсей. — Как же это они так?.. Хоть бы еще помогли. Столько еще строить… — Он почесал затылок. — Не успеем в этом году всем дома построить. Не успеем. Придется на зимовку по две семьи в один дом устраивать. Лишь бы до весны продержались.

Поле подсолнуха кончилось. Перед ними простирался огромный клин созревающего золотистого ячменя.

— Ты все у родных живешь?

— Нет.

— А где теперь?

— На своей усадьбе.

— Это, значит, на усадьбе Демьяна?

— Она такая ж его, как и моя.

Арсей сунул руки в карманы, поискал кисет.

— Значит, в землянке обитаешь? — спросил он, так и не найдя кисета.

— В землянке.

— А мне вот дом построили. Я даже и не заметил, как он вырос…

— Мне не нужно никакого дома, — сказала Ульяна. — Я одна. Где хочешь, проживу.

Арсей посмотрел на свои грязные сапоги: «Бездомный бродяга, а не председатель колхоза». Арсей провел ладонью по жесткому, заросшему подбородку и вспомнил, как отчитал его Потапов за неряшливость. Стыд огнем обжег щеки, уши.

— Это вот тебе одна новость — про строительную бригаду, — снова заговорила Ульяна. — Что ж еще?.. Да, вот новость! В потребиловку товар привезли.

— Когда?

— Нынче утром.

— А что привезли?

— Соль, посуду, спички, нитки, иголки и разную такую мелочь, — сказала Ульяна. — Ситцу тоже привезли. Только ситец, говорят, для школы.

— Та-ак… Это хорошо, — сказал Арсей. — Это очень хорошо!

Они вышли на дорогу к Зеленой Балке. У подножья Белых гор в лучах солнца блестели выстроганные доски: там плотники восстанавливали мельницу.

— Вчера репетицию первую провели, — рассказывала Ульяна. — «Русские люди» разыгрывали. Я тоже там участвую.

— Кого же ты играешь?

— Жену старосты…

Дорога свернула на выгон, где когда-то был табор. На том берегу речки были видны белые домики, на окраине строился черепичный завод.

Арсей остановился, подал Ульяне руку.

— До свиданья! — сказал он. — Мне в другую сторону.

Она взяла его за руку и, не выпуская, с тревогой спросила:

— Куда ты, Арсей?

— Мне нужно… тут в одно место… по делу…

— В какое место? По какому делу?..

Арсей не знал, что ответить. Она видела это и решительно заявила:

— Я пойду с тобой. Никуда от тебя не отступлю. Одного не оставлю…

Арсей мягко улыбнулся.

— Ты боишься, что со мной опять это приключится? — спросил он. — Этого боишься, да?.. Не беспокойся, дорогая, все кончилось. Ты протрезвила меня своей критикой. — Он помолчал. — Мне нужно к речке. Сапоги вымыть. Стыдно на люди показываться в таком виде.

— Все равно, — сказала Ульяна. — Я пойду с тобой.

Она взяла его под руку, и они свернули на тропинку, протоптанную коровами к водопою.

15

Недочет возвратился домой, как всегда, вечером. Прасковья Григорьевна встретила его на пороге кухни, многозначительно приложив палец к губам.

— Что? — спросил Недочет.

— Уже час, как дома, — радостно прошептала Прасковья Григорьевна. — В комнате сидит.

Недочет снял картуз, повесил его на гвоздь.

— Как он?

— Слава богу, кажись, пришел в себя. Будто лихоманку эту рукой сняло.

— Разговаривает?

— Разговаривает. Ласковый, — как всю жизнь. «Я, — говорит, — мама что-то по тебе соскучился. Год будто тебя не видел…» Меня аж слеза прошибла…

Недочет закрутил усы.

— Про меня не спрашивал?

— Как же, спрашивал. Всеми интересуется… Да ты присядь, Иван Иваныч, присядь, отдохни.

— Что спрашивал-то про меня? — спросил Недочет, садясь на лавку.