Большая Ордынка - [39]

Станислава у нее на особом положении.

— Море сегодня неспокойное, смотри, далеко не плыви.

А Станислава любит заплывать далеко и долго не возвращаться на берег. В воде она освобождается от дум. Словно не было ни прошлого, ни будущего, полная свобода, будто ты ничто и все же часть стихии.

— Я себе сказала — подожду еще, не вернешься, заявлю в гостиницу и вещи отдам. Себе нипочем не оставлю. Мне не надо, — говорит она Станиславе, когда та, насладившись морем, обновленная и успокоенная садится рядом с ней.

— Уж признайся, кольца-то наверняка не золотые? Раз часов золотых у тебя нет — значит, и кольца не настоящие.

Станислава любит коротать время здесь, на пляже, рядом с тетей Пашей. В душном номере гостиницы не спится и думы не оставляют.

Она приехала в этот город сразу же после похорон мужа. О своей беде тете Паше она не рассказывала. «В командировке, и все». Счастье, что ее послали сюда. Помогли переменить обстановку.

— Ты все работаешь да работаешь, а кому это нужно. Завела бы кого-нибудь. Пришла бы покупаться вместе. Здесь на пляже никто вас не увидит. А то все одна да одна… Чай, не старуха.

Бабка права. Общение с людьми Станислава ограничивает только работой. Ей не хочется никому рассказывать о себе, вызывать сочувствие. Зачем? Люди требуют внимания, а бабка нет. Все это время Станислава думает о своем, только о своем. Но ей приятно, что рядом сидит эта старуха — не так одиноко и особенно ночью.

— Пустое это море, пресное, не то что у нас в Керчи. И вино здесь пустое, не нравится. А водка такая же, — добавляет тетя Паша со знанием дела.

Станислава любит ее разговор, прерываемый длинными паузами, ее вопросы, на которые не обязательно отвечать.

— Сегодня приезжие, вроде из Москвы, разлеглись загорать, позорницы, все с себя поскидали, людей волнуют, меня слушать не хотят. Пришлось милиционера вызывать. Он им добром говорит, так, мол, и так, не положено, а они раскричались. Он плюнул и ушел. Кассирша сказала, не продам им больше билетов. Фотограф жену в больницу кладет, резать будут — рак. И с чего он только берется? Муж-то у тебя есть?

— Есть, — отвечает Станислава.

Тетя Паша смотрит недоверчиво.

— У Клавки живот растет, а Кривого прогнала, спуталась с мясником. Мясо каждый день носит, варим. Я ей говорю, дура, с животом никому ты не нужна, мяснику и подавно, раз у него жена и дети. А Кривой свободный. Клавка мне: «Не потерплю. С животом брал, не скрывала, а теперь попрекать». Пустая голова! А девке ведь рожать скоро…

Клавка слабость тети Паши. Она приютила ее, и вот уже второй месяц держит без прописки у себя на пляже, в сторожке. Милиция не вмешивается. Да и кому какое дело. Тетя Паша пожалела беременную. Клавка приехала откуда-то с Севера, с какой-то стройки. Тетя Паша и сама не знает откуда. Приехала сюда на юг, погреться и родить.

— Ну и что? Гулящая девка, само собой, — полуодобрительно, полуосуждающе говорит тетя Паша. — Куда ей деваться, кому она нужна с животом-то? Дура, и я говорю. Теперь связалась с мясником. Держалась бы уже Кривого. Сторож на колхозном рынке голодным не останется. А без мяса мы обойдемся. Теперь фрукт пошел, еще полезнее.

Станислава несколько раз видела Клавку на пляже, тетя Паша показала ее. Некрасивая, крупная, с плоским лицом и руками в наколках, она не вызвала у Станиславы симпатии, скорее брезгливость, такую же, как и все ее похождения. Но история чужой жизни, далекой и непонятной, отвлекала от собственных дум. «Оказывается, и такое бывает…». А в рассказах тети Паши появлялись все новые подробности, Клавкину судьбу старуха близко принимала к сердцу.

— А когда родится ребенок, как же вы будете жить в вашей сторожке? Может быть, лучше отдать его в воспитательный дом?

— Нипочем не отдадим! У меня на пляже места и десятерым хватит. Сами воспитаем. Так и будем жить. Воздух у нас здесь какой! Ты же часами сидишь, не надышишься. Солнце, море… А что еще человеку надо?

Как-то на почте Станислава встретила Клавку. Живот ее вырос, и как-то вся она отяжелела, отекли ноги. Сама не понимая почему, она приветливо поздоровалась с ней и даже спросила о здоровье. А Клавка расплылась в улыбку.

— Теперь уж скоро. Вот-вот. — И стала показывать растерявшейся Станиславе свои покупки — ленты двух цветов, розовые и голубые…

— Для него я ничего не пожалею, все у него будет, — доверительно говорила она, продолжая показывать шитье и распашонки.

Ее простодушная улыбка победила Станиславу. Странно похорошевшее отекшее лицо сияло счастьем.

С непонятным чувством уходила Станислава с почты. Она шла по раскаленным улицам будто расплавленная от жары и думала о себе: теперь ее счастье — только работа. Но может ли оно сравниться с тем, которым полна эта женщина?..

Этой же ночью на пляже от тети Паши она узнала, что Клавку забрали в родильный дом.

— Теперь будем ждать, — говорила тетя Паша, — лишь бы все хорошо обошлось. А ты что такая грустная? Может, муж тебя бросил? От меня-то чего скрываешь?

Довериться бабке, пожаловаться на судьбу? Нет! Мое горе — это мое горе. У них радость… Нельзя ее омрачать.

В следующий раз как только Станислава показалась у калитки, тетя Паша объявила, что у Клавки родился мальчик.