Большая книга ужасов — 74 - [72]

Великан постукивал о землю своим штативом, что-то невнятно бормотал и тоже смотрел в сторону школы. Притом лицо его периодически искажала гримаса такой дикой злобы, что у парня начинали мурашки бежать по коже. «Ох и не позавидую я этому паршивому „сверхразуму“, когда Виталя до него доберется», — иронизировал про себя парень, чтобы унять нарастающее волнение и, чего уж греха таить, страх, от которого тряслись поджилки.

Но времени на то, чтобы собраться с силами, уже почти не осталось — кругом царила зеленовато-серая мгла, с неба нескончаемым потоком лилась вода вперемешку с нитками-трубками, ищущими тех, кто еще не превратился в марионетку, а улицы заполняли неподвижные фигуры, слабо покачивающиеся под ударами дождевых капель. Казалось, Пенза вымерла, превратившись в декорации для сюрреалистичного полотна… И Волкогонов не в тему подумал, что, если все наладится, он больше никогда не сможет смотреть постапокалиптичные фильмы. Может быть, он даже станет поклонником мультиков про бабочек или радужных пони… лишь бы навсегда забыть весь этот утопающий в осенней воде ужас.

Роман еще раз посмотрел на своего новоявленного напарника, сосредоточенно царапающего что-то на асфальте, признался себе, что изо всех сил оттягивает время, когда придется сделать шаг в сторону школы, тяжко вздохнул и наконец-то задал нужный вопрос:

— Виталя, прежде чем мы пойдем к апейрону, скажи: может, ты знаешь, как его победить? Чтоб наверняка. Нам бы это очень пригодилось.

Псих перестал чертить штативом каракули и криво усмехнулся с видом победного превосходства:

— Надо знать, как создать. А потом — чик — и перевернуть!

Волкогонов прикипел взглядом к довольной физиономии Витали и мысленно дал себе увесистого пинка. Такая простая мысль! Такая простая, и она не приходила ему в голову. Ни разу!

— Я знаю! — не удержавшись, радостно гаркнул он и сразу осекся, с опаской глядя по сторонам: даже сквозь шум ливня возглас прозвенел, казалось, на километры кругом, но, к огромной радости «заговорщиков», никто не обратил на это внимания.

— Я знаю, как его создали, — уже тише добавил Роман.

Взгляд Витали на мгновение стал осмысленным и невероятно сосредоточенным.

— Сотни лет лучшие умы человечества бились над этой загадкой, но так и не решили ее, а ты знаешь?

Голос безумца звучал так странно: глубоко, весомо, с ноткой менторского недовольства, будто перед Волкогоновым вдруг появился ученый, которому досадно, что невежа смог понять то, что не далось ему самому. Парень даже невольно сделал шаг назад, так неловко ему вдруг стало за свой выкрик. Может, он поспешил? Ведь знаний ему действительно не хватает, а тех, что есть, не наберется даже на конспект двоечника. По сути, Грехова ему ничего толком не объяснила, а «кровь девственницы» — то только догадка… которая к тому же сейчас звучала как законченный идиотизм.

— Лариса получила апейрон случайно, — отвернулся Виталя и снова стал ковырять штативом асфальт.

— Может быть, но я правда знаю, что стало решающим ингредиентом: кровь невинной девушки.

Почему-то Волкогонову страшно захотелось доказать безумцу свою правоту и полезность. В конце концов, он действительно был уверен, что знает решение загадки.

Не оборачиваясь, Виталя сперва захихикал, а потом рассмеялся в полный голос, закинув голову и зажмурившись от удовольствия. И сколько бы Роман ни напоминал себе, что перед ним просто душевнобольной человек, такая реакция все равно была обидной.

— Что смешного? — угрюмо спросил он.

— Кровь невинной девушки, — продолжал кудахтать Виталя. — Кровь… а-ха-ха… Кровь — и все! Решающий ингредиент! Железному Клюву скажи, да-да… Он тоже посмеется. Ох…

Отсмеявшись, дурачок смахнул выступившие на глазах слезы и успокаивающе похлопал парня по плечу.

— Не грусти. Грехова — неплохой, может быть, учитель. Но не очень ученый — слишком хочет получить ответ. Забывает неудачи и снова к ним приходит. Ждет, вдруг получится.

— Ты о чем? — растерялся Волкогонов.

— Кровь невинного еще в XII веке отверг Ивар Варгсон, Железный Клюв. Он был знаменитый чернокнижник, алхимик. Много знал про апейрон. Как Пазоротти. И больше. Сожгли его.

— Как так? — вспыхнул старшеклассник. — Я же своими глазами видел, и Лариса Николаевна потом подтвердила…

— А так. Мало крови. Вот что он сказал.

Роман был расстроен, обескуражен и зол: значит, все догадки — ошибка, он так ничего и не знает о протовеществе. Все, на что они с Греховой полагались, на поверку оказалось пшиком. И в итоге никакого решения нет и в помине, потому что суперидея Волкогонова о том, что синтез апейрона запустила кровь Юли, хоть и правдоподобная на первый взгляд, но все равно ошибочная.

Тем временем, пока Роман терзался, Виталя продолжал свои сбивчивые объяснения:

— Давно сказано, что протовещество оживить могут четыре стихии вместе, — дурачок начал загибать пальцы: — вода, земля, воздух и огонь. Потом еще «метафизический субстрат»: любовь, страх, ненависть или равное что-то. И с этим было много экспериментов. Много-много-много. Но ничего не вышло. Нужно было еще элементов. Другие реактивы, но какие?

Огромное тело Витали снова начало сотрясаться от смеха. И сквозь этот жутковатый лай псих продолжил рассказывать, казалось, не в силах остановиться. Видимо, ему необходимо было рассказать историю до конца, она буквально рвалась из него, как вдох, который ему позволили сделать после долгой задержки дыхания.