Больная повесть - [2]

При свете свечи я не сразу заметил его он стоял у раскрытого книжного шкафа с «Метафизикой» в руках испугался я ненадолго он явно был из доброй глубины мира грустно улыбаясь он всматривался в текст будто вспоминая и слегка кивая головой мы молчали страницы Аристотеля перелистывались казалось без прикосновения его рук но вот он дошел до неразрезанных листов улыбнулся живее и стал разрезать их старым красновато-желтым ножом я не решался заговорить хотя чувствовал что он мне ответит некоторое время спустя если это вообще происходило во времени он закрыл книгу поставил ее на место в шкаф внимательно посмотрел на меня как бы говоря мне надо поспать и дунул на свечу

Это был Магистр нож остался на моем столе рукоятка его сделана в форме юноши и девушки слившихся в соитии так что держащий нож сильней прижимает их друг к другу

28 ноября 1993 г.

Утро идет снег

Можно нужно было бы постирать но даю себе отдых в моем стиле эгоистично почувствовать некое регулярное течение комфорт («свою игру») и в тяжелом положении ночью поспал обрывками в сумме часа четыре собственно спать начал когда перестал вскакивать на каждый мамин стон — опять форма эгоизма и лени не абсолютных но включенных как моменты в нечто более общее эгоизм равен свободному времени и силам не скованным ужасом или страхом вообще интересен эффект завороженности скованности сил человека часто он сам безотчетно но очень искусно убивает в себе самые уязвимые тонкие творческие человеческие стороны — чтобы обезопасить себя от чрезмерных (нечеловеческих?) страданий

Телефон не работает нет возможности выйти один или позвонить день ясный тихо-снежный светлый и совсем не безнадежный акварельно хочется жить и даже фотографировать пока все обходится неплохо после перелома похоже везет

Или все это иллюзия надежды подстроенная светлым днем? тревога все же не покинула мира лежит плоско-неброско на незримой периферии за кругом внимания здесь-теперь больной мамы и ухаживающего меня

Я пытаюсь размышлять почему останавливаются наши старые большие часы с боем — рука тревоги? или просто недозавел я хочу войти внутрь смысловых потоков сосредоточенно-предпечальный ищущий отрешенности тихого звучания почему-то рисуется картинка безумного оркестра на пустыре с редко расставленными пюпитрами и с фантастически веселыми кошками одетыми под обезьянок музыканты виртуозы молчания неописуемы все ярко голубое зебристо-желтое бордовое изящество пространства воздуха линий седых шевелюр ножек пюпитров…

Взмок как мыш трижды удовлетворивший кошку — я заправляя простыню под маму

Днем пришел сосед сверху Вова почти мой ровесник отец троих детей с просьбой

— Зарежь нашего кролика я не могу

— Как?

— Не могу резать совсем улыбается странно

Мы пошли на крышу нашего девятиэтажного дома по крутой железной лестнице в сопровождении целой ватаги Вовиных детей и племянников лестница долго позванивала пока они поднимались за нами крыша плоская темно-серая здесь светло зябко ветерок дальние горы в снегу ясное лицо мира над нами кролик и кухонный нож переданы мне детишки выстроились наблюдать почти как в очереди за хлебом чуть рассыпавшейся посмотреть кто вздорит у окошка выдачи я никогда не резал кролика но надо было действовать…

Убить кролика нетрудно я просто отрезал ему голову придавив ногой и схватив левой рукой за уши небольшого усилия потребовал только позвоночник он сломался с легким хрустом кролик пискнул слабо противно осклабился показав тонкие зубы и издал короткое шипение испустил дух его последняя реакция показалась гневом — бессильным коротеньким кроличьим — на то что у него отбирают пушистенькую невинную жизнь потом я освежевал его руками еще теплыми его теплом дружественным в безразличном морозном воздухе

Что это было? жертвоприношение подстроенное благожелательными соседями чтобы спасти мать или действительно надо чем-то кормить детей — и ничего более? не знаю

День стал серее ушел ясный свет но состояние мамы не внушает опасений на мой возможно неопытный взгляд

Жесткое признание я похоже потерял чувство со-боли рационально воспринимаю боль мамы при неловком своем движении — как признак того что так не надо делать и гнусноватая все же «идея» неосознанно (до этого момента) похоже определяет эти мои реакции что все эти болевые моменты — ерундовая плата мелочь в сравнении с тем что речь идет о жизни если удастся выжить то этого можно не замечать

Мысль должна быть продолжена быть может страх или боль даже чужая о чем-то сигналят но не должны отнимать силы и время масштаб меня определяется масштабом моей избирательной невменяемости к своим страхам и мелким озабоченностям масштабом минимальных заноз-болячек существенно замечаемых могущих стать доминантами состояния — истинными или только поводами для впадания ввержения себя в тревожность как таковую связанную сейчас с конкретной идеей-обстоятельством но в принципе безразлично каков повод если есть потребность во встревоженности и диссипации (отвлечении на нее) продуктивных поступательных сил сейчас мыслью ее течением может быть и (осмысленное) действие внешнее или интроартное индуцирующее эмоции или состоящее из них