Болгары старого времени - [35]

На голубом небе, там, где его еще не успели покрыть облака, начали высыпать звезды.

Перед домом дедушки Либена на лавочке сидели два парня — Павлин и друг его Благой, — о чем-то горячо беседуя. Их не восхищала окружающая чудная природа: им было не до нее. Любовь к природе, к весне, к цветам и прочему испытывает всякий; но все это прекрасно и благоуханно только тогда, когда человек спокоен, когда он любит, имеет друзей и надеется, что будет счастлив; а когда жизнь его чем-нибудь отравлена, когда у него тяжело на сердце, он смотрит вокруг себя равнодушно, а иногда и с ненавистью ко всему прекрасному, доставляющему наслаждение.

— Ты узнавал у сестры, когда Лила выйдет в сад? — спросил Павлин.

— Узнавал, — ответил Благой. — Сестра виделась с Лилой сегодня утром. «Выйдешь, Лила, ночью в сад повидаться с Павлином?» — спросила она. «Отца боюсь», — ответила Лила. «Ну, коли так, простись с Павлином навсегда». — «Выйду, выйду! — закричала Лила. — Будь что будет! Я за него утопиться готова жить без него не хочу и не стану…»

— В какое же время она выйдет? — спросил Павлин.

— Я тебе уж сто раз говорил, что до первых петухов, около полуночи.

— Поздно. А взял ли ты с собой пистолет?

— Взял. Да что ты словно не в себе, Павлин? Я тебя просто не узнаю.

— Сам не знаю, что со мной. Голова кругом идет.

Павлин принадлежал к тем людям, которые в тревожные минуты не стараются себя успокоить, а, наоборот, все больше и больше возбуждаются, сами себя мучают, рисуют себе всякие страхи…

Друзья долго обсуждали разные планы, долго шептались, долго спорили; наконец они встали и пошли по дороге, ведшей к дому Хаджи Генчо.

— Смотри, Павлин, как бы худо не вышло, — сказал Благой, когда они подошли к этому дому. — Ты со своим характером наделаешь бед. Все село теперь озлоблено на Хаджи Генчо; все готовы задушить его, с лица земли стереть. Знаешь, что о нем говорят? Вчера мне рассказывали, будто мать у него вампиром была.

— Пусть говорят, что хотят, — ответил Павлин, — Я сплетников боюсь не больше, чем вампиров… Но постой, постой! Кажется, петухи поют…

В это время месяц словно нарочно вышел из-за облака и облил серебряным светом горы, леса и поля, протянув длинные тени от каждого дерева. Всюду была тишина, нарушаемая только лаем Катанки, вышедшей на улицу обнюхать соседку или просто полаять от нечего делать. Все кругом мирно спало. Даже копривштицкий болтун, или, лучше сказать, живая сельская газета, — Тончо — храпел во всю мочь и видел во сне домовых. Ночь была дивно прекрасна; поэтам не снилось такое очарование! Те, кому не о чем было тревожиться и горевать, спали спокойно.

Вдруг у сада Хаджи Генчо появились две тени: кто-то высунул голову из-за забора, опираясь на него руками; другой стал на плечи первому и прыгнул через забор в сад.

— Лила, моя птичка, моя голубка!

— Павлин, сердце мое, сокол мой ясный!

И Лила в ночном одеянье, с непричесанной кудрявой головкой кинулась на шею Павлину. В, тишине послышались сладкие поцелуи. Не знаю, как ты, милый мой читатель, а я отдал бы все на свете, чтобы побыть хоть часок в том блаженном упоении, какое испытывал тогда Павлин. Не каждому доводится переживать подобные минуты — не доводилось и мне.

— Любишь ты меня, моя ненаглядная?

— И ты еще спрашиваешь, мой дорогой, когда я решилась ночью выйти к тебе в сад! Я уж больше не молюсь богу о себе, а только о тебе, о тебе одном. Ты для меня — самый добрый, самый милый человек на свете… Ты еще не знаешь, сколько в мире зла! Я боюсь отца; мне пришлось много пережить, я всего натерпелась.

— Будем ли мы когда-нибудь счастливы с тобой, моя птичка?

— Ах, я уж не верю, милый!

— Нет, Лила, я готов на все, лишь бы ты была со мной. Бог нам поможет! Тому, кто ждет счастья, всегда кажется, что он умрет не дождавшись. Так вот и ты, голубка, не веришь, что мы будем счастливы.

— Что ты собираешься сделать, Павлин?

— Я тебя похищу и увезу далеко, далеко.

— А наши родители? Нет, нет, так нельзя.

В это время послышалось пение соловья.

— Слышишь, Лила, как поет соловей? — сказал Павлин. — Это настоящий певец: он поет только для себя и своей подруги, не думая о других слушателях; так и нам надо сделать. Что нам родители, когда они для нас хуже лютых врагов? Уедем подальше и будем жить, как бог пошлет. Или ты боишься бедности? Не бойся: я буду работать, трудиться и не стану обращаться к отцу за помощью.

И Павлин засмеялся от радости. Но сколько слез таилось в этом смехе!

— Как ты не побоялся прийти в сад ночью? Как у тебя хватило духу перелезть через забор? — спросила Лила.

— Ах, милая Лила, ну мог ли я удержаться, когда сердце мое полно горя, когда оно плачет и рыдает, как ребенок. Тяжело мне жить без тебя, не сметь словом с тобой перемолвиться. Я умираю от тоски, милая моя птичка. Третьего дня встретил тебя, когда ты на реку шла белье стирать, — у меня чуть сердце из груди, не выпрыгнуло. Как ты изменилась, моя ласточка, как похудела и побледнела… Видя тебя такой несчастной… ну скажи, мог ли я вытерпеть и не повидаться с тобой?..

В эту минуту речь Павлина была прервана голосом Хаджи Генчо.

— Люди добрые! Помогите! Воры! Меня грабят, режут! — кричал он не своим, голосом. — Спасите! Помогите!