Болезные сказки - [10]

Тут началась свалка.

Общество, обвиненное в доставшейся несчастному болезни, набросилось на него, его принялись бить тростями и едва не убили, когда бы мы с Флоризелем не разогнали, действуя по-дьявольски исподтишка, всю эту кучу мала.

Флоризель пожал плечами.

- Общество поклонников обычного трансфера по системе доктора Фройда, - шепнул он мне. - Свой собственный порок переносится на других, что выливается в садизм и мазохизм, приближающиеся к анальному.. Вы слышали о таком, Джеральдин? Особенно в печати. Всяк норовит нахамить соседу.

Конечно, я слышал, ибо сам и внушил эту мысль доктору Фройду под видом сразу всех членов его кружка, особенно налегая на Карла Густава Юнга.

- Поиграем еще? - скрежещущей голосинкой предложил председатель.

Наше вмешательство не дало тяге к проекции до конца разрядиться.

- Отчего бы и нет, - молвил я, подкручивая усы. - Сдавайте.

Фокусам с картами я был обучен еще в зороастрийскую эпоху. Туз пик достался принцу Флоризелю.

- Проказа полового члена, - прочел он громко.

Собрание возбужденно загудело. Ну-ка, пусть попробуют обвинить их в этом ужасном заболевании, приобретенном, не иначе как, в колониальных борделях.

Но, вопреки ожиданиям общества, принц, мужчина видный и отважный, да и со мной при своей особе, повел себя иначе:

- Да, он у меня большой проказник, - согласился он, не обвиняя в болезни присутствующих. - И я сейчас покажу вам некоторые его проказы!

Он прыгнул на зеленое сукно и скинул полосатые панталоны. Члены клуба в ужасе отшатнулись при виде открывшегося им зрелища, ибо принц был и в самом деле не вполне здоров.

- А ну!... - заревел принц, хватая за бороду первого попавшегося господина. - Играем в очко! В двадцать одно!

Меня всегда поражало количество энергии в принце: были ведь уже попугай и чучело, а сплин сохранялся....

Через минуту воющее, полураздетое собрание повалило из особняка. Многие походили на павианов и гамадрилов.

Застегиваясь, играя тростью, принц вышел последним.

- А как же я, вашество? - встревоженно спросил привратник. - Ведь вы уже изволили называть меня козлом...

- Да ты козел и есть, - ответил ему Флоризель. - Остановись, мгновенье!

И мы с ним отправились искать другие клубы и комьюнити.

Крокодил гена

Одной неимущей, мохнатой твари без имени и места в классификации видов, за бессовестные гроши, да и то - апельсинами, научные медики предложили стать волонтером в научном опыте. Ей, которую злые дети вечно дразнили за неизлечимый гермафродитизм; ушастой и генетически неполноценной со школьной скамьи, подселили крайне полезный и важный ген для постепенного формирования сверхчеловечества. А получился, при таком-то финансировании, не гиперборей, а злобная, озабоченная бабка-гора в заснеженном ослепительном шапокляке, мгновенно родившая мелкую мышь, едва доросшую до крысы. Сама же старуха уменьшилась до обычного пенсионного размера и моментально потребовала два льготных удостоверения, рассчитывать на которые вообще не имела оснований. Это было попросту смехотворно. В собесе, к великому сожалению его сотрудников, пятнадцать минут хохота в очереди продлили жизнь всем посетителям на пятнадцать минут. За этот бесполезный продукт и перерасход спирта институт оставили без премиальной канистры, и вообще поставили всем приличную клизму. А старуха извела и замучила участковых врачей, шляясь к ним и требуя вытащить из ее генов прокравшегося туда крокодила, ибо всякий ген при дефекте имеет свой специфический, всепожирающий эффект, за что старуха и назвала его этой подходящей рептилией. Вытащить, вырастить, приодеть и продать в зоопарк. А вместо него подшить ей крысу по ларисьему имени, да по причине большего сродства, и чтобы по ночам сексуально шебуршала под увядающей кожей.

Свинья под Дубом

Был когда-то на свете, в доме одном, глубоко нездоровый и озабоченный человек, уже почти старичок. Больше всего на свете он боялся что-нибудь забыть: потушить свет, погасить газ, запереть дверь, отворить форточку, завинтить кран.

А выходил он довольно-таки часто по разным делам.

И вот - не выйти ему.

В медицине для такого несчастья имеется даже особенное название, да зачем нам его помнить?

Вот он все погасил, потушил, завинтил, поотворял и запер. Уже на улицу вышел, и вдруг - страшная мысль: а ну как не выключил?

Он быстро бежал домой, отпирал, притворял, зажигал, для надежности включал, потом для уверенности с громким хохотом выключал, и - на всякий случай - проверял заново - потушил ли, завинтил, отворил.

И выходил. И возвращался с троллейбусной остановки, нездоровым галопом. Потому что...

Короче говоря, он отправился к доктору в дикой панике, решив, что совершенно рехнулся. Но доктор на такого рода фруктов насмотрелся досыта - так, что иной раз, бывало, себя самого подлавливал на какой-нибудь мелкой проверочке. "Тэ-э-э-к-с", - говорил себе доктор и немедленно уходил, куда глаза глядят: лишь бы подальше.

- Ну и чепуха! - расхохотался доктор. - У вас тревога, невроз! Я вам выпишу успокоительные таблеточки! И вы быстро позабудете обо всей этой ерунде!

Это был настоящий доктор. Он знал, что выписать. Кому. И когда. Одному, например, прописал слабительное, и пациенту приходилось сидеть дома. А этому назначил настоящие тормоза с побочным эффектом приподнятого настроения.