Болезные сказки - [11]

Помогло в тот же день. После первой же таблетки наш герой мгновенно понял, что ему по сараю - погашено, заперто или выключено. Он взялся делать эксперименты: уходил на почту при горящей плите и в сберкассу - при включенном телевизоре.

Пил эти таблетки неделю и совершенно поправился. Даже набрался какой-то спеси.

Надумал принять ванну. Пустил воду, а сам пошел, сел в кресло, включил поле чудес. Рядом - бутылочка, стаканчик и баночка для окурков.

Тут входят двое, снизу. Она - колоссальная, свинообразная, розовомясая. Он - как довесок в форме косточки. Они под ним жили.

- Это у вас вода льется? - спросила Свинья, уже слыша журчание. - Дуб такой! Это ты нас залил?

Наш герой встал, пошел посмотреть - действительно, он увлекся. Ванна давно переполнилась, и все текло на пол, просачиваясь к свинячьему обеденному столу.

- Ничего, - беззаботно ответил жилец, пребывая под воздействием таблетки. - Пустяк! Бог не выдаст - свинья не съест.

- Съем, - поклялась Свинья.

А муж перекрестился.

Смерть микробиолога

С переходом дочки из глупой школы в умную гимназию при музее репортажей поубавилось. Однако, на словах тяготея к слову, она пробралась в библиотеку и принесла домой, где мульон терзаний и книжек, произведение Алексея Югова "Отважное сердце" (не путать с фильмом, где Мэл Гибсон занимается чем-то похожим). Книгу она выбрала сама, и строгая обычно библиотекарша разрешила не возвращать ее сколь угодно долго, хоть никогда.

Книга повествует о святом Александре Невском, Татарском Иге, ханах и баях; издана в 1984 году (может быть, ничего? - подумал я. - Уже близко, уже рассвет...)

Как же.

О тевтонах-гондонах, прославивших князя, там ни слова, все больше про каких-то татар, с которыми у нас нынче вполне приличные отношения. Ну, и о святом князе. Святость его вызывает во мне сомнение, но раз Конституционный суд решил - точка. И вот, наугад, открываем с женой и читаем, ближе к финалу (отрывки):

Partisanen:

"Гасило (положительный, социально близкий персонаж, из первых большевиков, лесной бандит) угрюмо слушал угрозы царевича и гневно щурился.

- Так-так... Ну, што еще повелит нам кость царёва?"

(Уносимся в будущее, прямо в Ипатьевский дом).

О юном, пленненном докторе-интерне. Вещает собака, хан Берке:

"Оставь князя Александра!... Он обречен... Своими познаниями в болезнях ты заслуживаешь лучшей участи. Моим лекарем стань! И рука моя будет для тебя седалищем сокола (???????? - перспектива нежелательная и малопонятная - АС). Я буду держать тебя возле моего сердца. Ты из одной чаши будешь со мной пить, из одного котла есть!..."

(...)

- А я брезгую, хан, из одной чаши с тобой пить, из одного котла есть! - воскликнул гордо Григорий Настасьин (догадывался, видно, о микроорганизмах! - АС). - Ты - кровопивец!...

(...)

- Знай же: тебе уже не увидеть, как взойдет солнце!

Юноша (чем не Циолковский? - АС) вскинул голову:

- Я не увижу - народ мой увидит! (Увидел! Здорово, что я уже сам написал, как оно взошло! - АС; см. "Лента Mru") А вы погибнете, глухое вы царство и кровавое!...

...Эта ночь была последней в жизни Настасьина".

(Вот куда раньше распределяли выпускников-медиков. Иначе еще при ханстве был бы у нас и собственный Дженнер, и Пастер, и лекарство от СПИДа, и ножик от сифилиса... - АС).

Траффик и график

Жила да работала на входы и выходы станция некоего метро. Любому известно, что оно является местом повышенной опасности для людей. Но эта станция вдруг сделалась настолько опасной, что ее пришлось оцепить. Дело в том, что многие в нее входили, но никто не выходил... Утро-вечер, через день.

Случилось, что на сей раз, засучив себе ум и взявшись за рукава, ответственные фигуры поработали оперативно и по-умному: послали первыми врачей - а ну, как людям там становится плохо?

И правильно сделали, ибо на станции скопилась огромная толпа нездоровых людей - даже бабушки и тетушки приуныли в напоре, с которым влачили свои тележки с колесиками. Убавили штурм и дранг.

А дело было в том, что в ближайшей к метро поликлинике - то утром, то вечером, в разные смены - один доктор, сторонник систем древнейших и новейших, советовал каждому шить деревянное платьице и привыкать к земельке.

Маскируя земельку грязями.

И вот все люди, от него выходившие, занимали очереди к другим докторам и вели в коридорах беседы, после чего порешили, что лучше им сразу застолбить мавзолей. Ступили на эскалатор и постановили сделать, как надо, единым махом. Остаться.

Этого доктора немедленно взяли работать в метро, фельдшером. В медпункт. И он очень прилично управлялся там с занедужившими - особенно с теми, что угодили под поезд или же, в зимнюю пору, лизнули из шалости контактный рельс. Замечательно оформлял документы.

Вообще, у него был безупречный, каллиграфический почерк. Кроме того, он мечтал построить себе шинель - он ведь все-таки считался офицером запаса и обладал таким правом: носить, но райвоенком - тот лишь топорщил на доктора тараканьи, русско-прусские усы, да топотал ножищами. А старая шинель совсем поистерлась. Из нее клочьями лезла то ли вата, то ли пакля, а местами - мочало.

УУУУУУУУУУУ!!!!!.......