Болатбек - [20]

— Понял, — мотнул головой Жексен. — Денег дай на дорогу.

— На дорогу дам, на вино не дам, — сказал Каражан и снова повернулся к Егору: — Свою работу бросай. Хватит сторожем быть. Просись на ферму, где овец породистых выводить собираются. Слышал про такую? Ее вот-вот откроют. Там работенка для нас…

— Какая еще ферма? — усмехнулся Егор. — Я и так на подозрении. Мусирали в глаза мне смеется: ни одному слову не верит.

— Знай, что упорный и терпеливый всегда увидит благоприятный конец начатого дела… Ты ему одно долби: на гоку больше работать не могу, не буду — только неприятности. За всеми не уследишь. Кто-то ворует, а я отвечай… Долби и долби… Слезу пусти, если получится.

— Ладно, попробую…

— На ферму пойдешь, не пожалеешь. Там такой заработок будет!.. Вот и все, — поднялся Каражан. — Ровно через десять дней встретимся опять… Сейчас жену позову, подаст нам поесть что-нибудь — что осталось…

17

Шли месяцы. Снежная зима сменилась теплой весной, снова зазеленели травы и деревья, зазвучали птичьи голоса.

Болатбек и Кадыркул сидели в тени яблони. Вечерело. На коленях у Кадыркула лежала раскрытая книжка с цветными рисунками. На них изображены были скачущие всадники, рассвет в степи и огромный белый конь с развевающейся гривой.

— Я и это могу прочитать теперь. Свободно… Хочешь? — с гордостью сказал Кадыркул.

И хотя Болатбек давно уже знал «Песню о Хасе-не», но всегда готов был слушать ее снова и снова.

— Читай, — сказал он Кадыркулу.

И Кадыркул, почти не запинаясь, очень торжественно и не без волнения начал читать.

— «Песня о Хасене», — провозгласил он.

Враги на аул напали в ночи,

И вот, не успев обнажить мечи,

Мужчины попали к злодеям в плен,

И с ними юный джигит Хасен.

Им руки связали;

В степной пыли

Они за конями врагов брели —

Родной аул остался вдали —

И даже глянуть назад не могли.

Какая страшная ночь была —

Кричали женщины: «О Алла!»

Но бросили их поперек седла,

Отторгнули от родных очагов,

От малых детей, седых стариков —

И вот они в логове у врагов.

Враги забрали много добра:

Упряжь, чаши из серебра:

Сабли, сверкавшие ярче лун…

Но им не попался конский табун:

Он на джейляу пасся тогда —

И миновала его беда.

Средь быстроногих, лихих коней

Был конь один — всех других сильней

Неукротимый, словно тулпар [17] —

Хасен от отца получил его в дар.

Счастлив джигита того удел,

Который таким скакуном владел.

Его Ак-Башкуром Хасен назвал —

Ветер копыта ему подковал;

Ярко светились его бока

Цвета кобыльего молока;

Был горделив наклон головы,

А грива длиннее степной травы…

В ночь, когда был разграблен аул,

Слышал Башкур отдаленный гул,

И в гуле этом — как эхо средь скал —

Имя свое Башкур услыхал.

Голос Хасена сквозь тьму, сквозь ночь

Издалека призывал помочь.

В землю копытом вонзился он,

Ржаньем лихим разразился он

И, разорвав паутину пут,

Будто на крыльях, пустился в путь.

Тщетно кричал табунщик-старик:

Топот копыт заглушил его крик…

Вот Ак-Башкур у подножия гор,

Мчится по следу во весь опор!

И не успел наступить рассвет —

К стану врага привел его след.

На берегу полусонной реки,

Брошены пленники, как тюки;

Тихо Башкур меж телами идет,

Мерно бренча удилами, идет.

Вот он, хозяин, — Хасен-джигит,

Рядом с товарищами лежит.

Замер Башкур, шею склоня,

Будто он просит: «Сядь на меня!»

Шепчет печально Хасен в ответ:

«Сел бы в седло я, да силы нет —

Тело скрутили арканом мне,

Лучше бы стать бездыханным мне!

Нет, не достану я до седла,

Лучше бы смерть поскорей пришла!..»

Тут наклонился Башкур над ним,

Зубами вмиг аркан ухватил

И через речку перескочил

Он с тяжкой ношей прыжком одним.

Топот услышав, проснулся враг,

Ринулся вслед сквозь кромешный мрак —

За светлым пятном, за белым конем,

Сметая все на пути своем.

Но где им Башкура в степи догнать?!

Отстала в ночи захватчиков рать,

Устала и повернула вспять.

Башкур к рассвету в родной аул

Принес хозяина своего,

Топнул копытом, гривой взмахнул —

Словно просил: «Развяжите его!.,»

И, плечи расправив, Хасен молодой

Сказал:

«Не могу я мириться с бедой,

Пока земляки изнывают в плену:

Я вам, старики, в глаза не взгляну:

Мне стыдно на воле гулять, пока

Доля сородичей столь горька!

За их свободу пойду на бой —

Пожертвовать я готов собой…»

Но возразили ему старики:

«Силы твои невелики,

Ты еще молод, рука слаба,

Не принесет победы борьба.

Лучше со смертью зря не играть,

Лучше соседей в поход собрать…»

— Вот и мне сестра то же самое говорит, — не выдержал Болатбек.

— Как то же самое? — удивился Кадыркул. — Ты что, собрался воевать с кем-нибудь? С врагами?

— А мы чего, по-твоему, делаем? Разве Егор Сергеев не враг? Или этот… помнишь, я тебе рассказывал? Жексен… Не лучше тех, про которых в сказке… Ладно, читай дальше.

— А как у меня получается?

— Здорово. Не скажешь, что недавно читать научился.

Кадыркул продолжал:

Сказал Хасен: «Коль промедлю тут,

В рабство пленников продадут.

Нет, не могу я подмоги ждать,

Должен тотчас им свободу дать!..»

Как старики ни просили его,

Больше не слушал он ничего,

Меч пристегнул, доспехи надел,

Свой разоренный аул оглядел,

«Ждите, — сказал, — аксакалы, меня

Мы возвратимся к исходу дня!..»

Кадыркул остановился.

— Вот, сколько читаю, никак понять не могу, — сказал он. — Где же Хасен меч взял?.. Ведь враги все оружие забрали — так в начале сказано.