Боишься ли ты темноты? - [8]
Ярослав размышлял о вчерашнем. Непонятный этот новый воспитатель — Сергей Фёдорович. Сидит по ночам, смотрит на свечи. Позвал и не ругался. По-немецки свободно говорит… Как-то странно для военного. А воевал он точно, да ещё и в горах. В Чечне что ли? Наверное, где же ещё! Там страшно, это Ярослав знал точно: по телевизору постоянно показывали то бои, где гибли солдаты, то украденных людей, то разрушенный Грозный. Если Сергей Фёдорович всё это видел, то и по ночам, наверное, не спит из-за этого. Ярослав вспомнил, как отец дома говорил, что те, кто воевал, потом долго не могут жить нормальной жизнью, и нервы у них не в порядке. Возможно, так и у нового воспитателя. Но вот стоит его бояться или нет? И, главное, добьётся ли своего Вика?
Ярослав подобрал с прелых прошлогодних листьев маленькую веточку и задумчиво сунул в рот.
— Брось эту гадость! — раздался громкий голос за спиной.
Ярослав машинально обернулся: позади него хохотала Женька, которой сейчас здесь быть никак не могло. Впрочем, она умела подкрадываться бесшумно, как кошка. И нигде нельзя было быть уверенным, что Женьки рядом нет.
— Что, испугался? — спросила она, бросив на землю пакет с тетрадками и присаживаясь рядом с Ярославом.
— Нет, — Ярослав пожал плечами и отвернулся. Он досадовал, что побыть одному не удалось. Хотя может это и к лучшему.
— А я тебя увидела и решила за тобой последить. — Женька сковырнула пятнышко ржавчины со школьной юбки и принялась обгрызать ноготь. — Так, блин, в школу неохота! А вот если ты пошёл бы со мной куда-нибудь погулять, я бы уроки пропустила.
Ярослав задумчиво посмотрел на Женьку. Прогулять школу, зная, что об этом завтра станет известно Вере Ивановне, было форменным сумасшествием. С прогульщиками в детдоме никто не церемонился: могли вообще запретить выходить на улицу, или пару недель не пускать с группой смотреть телевизор, или, что предпочитала Вера Ивановна, поставить полураздетым на несколько часов в каком-нибудь углу коридора. Что, конечно, казалось Ярославу диким и унизительным. А Женька готова пойти на это, только чтобы погулять с ним по городу? Сомнительное удовольствие.
— Нет, — сказал он, — не надо прогуливать. Вечером от Сергея Фёдоровича попадёт.
— Не-а, — беззаботно сказала Женька и мотнула головой так, что резиночка соскочила с волос и они растрепались, — он не злой. А Арнольда правильно в гараже зацепил. Потому что Арнольд — урод. И Лысый урод.
Ярослав вздохнул.
— Тебя послушать — все уроды…
— Все, — согласилась Женька, — кроме тебя. Ты умный и красивый. Хочешь жвачки?
Ярослав кивнул и взял у Женьки завёрнутый в облезлую бумажку квадратик. Жвачка была старая, засохшая.
— А меня на второй год оставят, — сообщила Женька спокойно, — так что какого фига мне на эти уроки ходить? Всё равно с сентября снова в седьмой класс.
Ярослав опять кивнул. Они с Женькой были ровесниками, и пятнадцать лет им должно было исполниться почти одновременно — в конце этого июня, но Ярослава ожидал второй год в девятом. Не из-за двоек, конечно, а из-за больницы, где он пролежал почти всю третью четверть… И единственное, чего ему хотелось от следующего учебного года — вернуться в свою спецшколу из этой окраинной, куда его запихнули на апрель-май, якобы из-за того, что он слабоват каждый день добираться до центра и обратно…
— Ты меня слушаешь? — вдруг насторожилась Женька, а потом зло добавила: — Или опять о Вике мечтаешь? Свихнулся ты на ней! А ей на тебя, между прочим, наплевать! Ты ей на фиг не нужен!
— Ну и что? — Ярослав посмотрел вверх — туда, где между ажурными берёзовыми листочками проглядывало небо. — Я никому на фиг не нужен. Что ж, и самому никого не любить?! А, Жень? Что-то ведь у человека должно быть, для чего он живёт. А если совсем ничего, тогда зачем?
Женька всё ещё злилась, но почему-то не уходила. И, наконец, выговорила:
— Ты мне нужен, дурак! Давай я буду вместо Вики. Давай возьмём и убежим куда-нибудь!
— Куда? — удивился Ярослав.
— Сначала в район, к моей матери, — мечтательно сказала Женька. — Только ненадолго, а то нас там менты загребут. А потом, Ярик, мы спрячемся!
— Где? — Ярослав смотрел на Женьку с опаской. Потому что несла та полную чепуху.
— В заброшенной деревне. Там дома есть, а никто не живёт. Вот и станем там жить. Там колодец есть, печку я топить умею…
— Женька! Ты с ума сошла? Ну и сядем мы там в этой твоей деревне, и что? Всю жизнь там куковать? Ради чего? А школа?
— Не всю жизнь, а до совершеннолетия, — уже тише сказала Женька. — А тебе так эта школа нужна?
— Конечно! Я учиться хочу! Чтобы переводчиком стать, надо очень много учиться. А потом я накоплю денег и уеду.
— Куда? — в свою очередь удивилась Женька.
— В Германию, к Инне Яковлевне, — сказал Ярослав.
— А зачем в Германии переводчик на немецкий? — спросила Женька.
Ярослав пожал плечами и сказал:
— Я буду ещё два языка знать, да и там могу другой университет закончить. Может, медицинский. Стану хирургом, как папа… Точно, Жень, я уеду. Я твёрдо решил. И Инна Яковлевна меня звала.
— Разве тебе здесь плохо? — Женька стала грустной и тихой, что бывало с ней редко.
— Не плохо, но… Понимаешь, Женька, у нас тут всё как-то… Не знаю, как объяснить. Вот в Германии, если делают машину, то там внутри есть такие специальные подушки, чтобы как бы ты не столкнулся, остался бы жив. А у нас человек сразу вылетает головой в стекло. Даже, если пристёгнут, всё равно может вылететь, — Ярослав сел на корточки, перебирая прошлогодние листья, которые рассыпались в его руках, и продолжил: — И так везде. У нас очень плохие дороги, Женька. У нас нет бензина для “скорых” и они могут приехать минут на двадцать позже, чем надо. Мой папа раньше сам работал на “скорой”, и я знаю, что иногда двадцать минут — очень много. И ещё у нас сильно пьют. Водитель “КамАЗа” тридцать первого декабря уже утром был пьян. Это что, нормально?
Где та поворотная точка, в которой жизнь Тимофея свернула с привычной колеи? Вот он ждёт автобус номер двенадцать. Утром. И следующим утром тоже. Едет в школу, после уроков – к друзьям. На танцы. Иногда – на соревнования: городские, областные, всероссийские. Общается в соцсетях. Ложится спать. И где же, где в этом графике тот миг, после которого ничто не будет по-прежнему? И где поворотная точка в жизни Марины? После уроков – сразу домой. Из дома лишний раз – ни ногой. Да и что там делать, за пределами дома, в шумном мире, где ты, в отличие от остальных, не слышишь ни звука? С людьми из этого мира Марина встречается нечасто – разве что по утрам, в автобусе номер двенадцать… «Точка бифуркации» – реалистическая, психологически достоверная и глубокая книга, полностью сосредоточенная на настоящем: на нашем времени, на неповторимом моменте из жизни, на эмоциях «здесь и сейчас».
Эта повесть — о том, как нелегко подростку принять мир и найти в нём добро и свет вопреки очевидному злу и равнодушию. Елисей Фёдоров фотографирует развалины — заброшенные здания, разрушенные заводы. Чёрно-белая гамма фотографий отражает его восприятие действительности: уродливый город, серые люди. Единственной радостью становится любовь к однокласснице Наташе. Но в школе появляется молодой преподаватель истории, и Лесь понимает, что умный и обаятельный учитель неожиданно оказывается его соперником. И тогда подросток придумывает план завоевания Наташи.
Альтернативный мир, похожий на наш на рубеже XX и XXI веков. Здесь телевидение, мобильная связь и интернет не то вышли из употребления, не то вовсе не были изобретены. Безымянный город, где разворачивается действие романа, мог бы располагаться где угодно на карте нашей страны, а атмосфера чем-то напоминает знакомое нам прошлое - но что за события в его истории опустошили целые кварталы и заставили обнести границу колючей проволокой? Уже не один десяток лет город воюет с соседним Энском. Правда, торжественных сводок о сплочении народа перед лицом ненавистного врага мало, чтобы жители города забыли о том, как много их разделяет.
Мама задержалась на Марсе, а папа срочно улетел в Сибирь. Одиннадцатилетняя Лиза вместе с верным роботом Боббе отправляется в Космический центр Института времени – погостить у дяди и подготовиться к концерту: ей предстоит читать стихи Заболоцкого. Никто пока не знает, что в Институте готовится настоящая диверсия… Одна роковая случайность – и Лиза вместе с группой ученых попадает в совершенно незапланированную экспедицию в пермский период. Материки имеют непривычные очертания, а динозавры еще даже не появились.
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852–1912) – русский прозаик и драматург, автор повестей, рассказов и сказок для детей. В книгу вошли сказки и рассказы, написанные в разные годы жизни писателя. С детских лет писатель горячо полюбил родную уральскую природу и в своих произведениях описывал её красоту и величие. Природа в его произведениях оживает и становится непосредственной участницей повествования: «Серая Шейка», «Лесная сказка», «Старый воробей». Цикл «Алёнушкины сказки» писатель посвятил своей дочери Елене.
В издание вошли сценарии к кинофильмам «Мандат», «Армия «Трясогузки», «Белый флюгер», «Красные пчёлы», а также иллюстрации — кадры из картин.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли две повести известного современного македонского писателя: «Белый цыганенок» и «Первое письмо», посвященные детям, которые в трудных условиях послевоенной Югославии стремились получить образование, покончить с безграмотностью и нищетой, преследовавшей их отцов и дедов.
Эта книга о людях, покоряющих горы.Отношения дружбы, товарищества, соревнования, заботы о человеке царят в лагере альпинистов. Однако попадаются здесь и себялюбцы, молодые люди с легкомысленным взглядом на жизнь. Их эгоизм и зазнайство ведут к трагическим происшествиям.Суровая красота гор встает со страниц книги и заставляет полюбить их, проникнуться уважением к людям, штурмующим их вершины.