Бои местного значения - [29]

— Да ты что?

— Точно. С той и с другой стороны навалимся и снова закупорим фрицев в мешке.

— Не сумели на таком кусочке организовать оборону? Мы бы выстояли. Нас теперь не запугаешь автоматчиками. А кто у нас командующий? — спросил Петр.

— Не знаю.

Я и в самом деле не знал, кто сейчас командует фронтом.

— Могу точно сказать, что не Жуков и не Конев, — сказал Петр, натягивая вожжи, чтобы немного свернуть в сторону и дать место двум верховым проехать по обочине дороги. Лошади неохотно принимали вправо. Трудно было вывернуть колеса из глубокой колеи. Верховые приближались. На зеленых петлицах шинели того, кто ехал впереди, выделялись по две большие звезды. Мы привстали с Петром на повозке, приложили руки к шапкам. Лошади, как по команде, остановились.

— Куда едете? — спросил генерал.

— Переезжаем на другой участок, товарищ генерал, — доложил я не совсем уверенно, так как точно не знал, куда мы едем.

— Будем грызть коридор на новом месте, — добавил Петр.

Я толкнул его локтем в бок, чтобы он замолчал.

— Что? Что? — заинтересовался генерал.

— Перегрызать коридор, товарищ генерал, — повторил Петр.

— Вот как? Правильно. А кто же его будет за нас перегрызать?

Генерал пришпорил лошадь и трусцой поскакал в хвост растянувшегося обоза. За ним следовал адъютант. Навстречу им спешил командир транспортной роты. Генерал слушал его доклад, а мы поехали дальше. Петру очень хотелось послушать, о чем говорили генерал и капитан, но до нас уже не долетали даже отдельные слова.

— Такой случай подвернулся! Да и генерал покладистый. Если бы не ты, я бы потолковал с ним о коридоре. Когда теперь встретимся с генералом! — не то в шутку, не то всерьез сетовал Петр.

— Вернись и потолкуй, чего тебе! — засмеялся я.

— Но, но, — покрикивал Петр на лошадей и тянул на себя вожжи.

Справа и слева подступало болото в мелком кустарнике. Под колесами доверху нагруженных повозок еще чувствовался мерзлый грунт, и потому, хотя колея была глубокой, повозки не застревали на дороге. Хуже было с санями. Лошади едва их тащили. Они все больше отставали от повозок, но оставить сани на обочине дороги никто не решался.

— Все равно бросим где-нибудь в лесу, — сказал Петр, оглядываясь назад. — Не будем же мы их возить за собою все лето.

— Нам с тобою не все видно с этого места, Петя. Даже если привстанем или вытянемся во весь рост, и то вон только до того леса видно. А что там дальше, за лесом?

— Не прибедняйся, стратег. А вот куда сегодня едем?.. Не видно.

— Приедем, посмотрим… Может быть, что-нибудь и заметим.

— Понимаешь, — перебил меня Петр, — где-то там наверху, в штабе, кто-то провел большую красную стрелу, которая своим острием прямо впилась в коридор. Так вот, на кончике той стрелы, наверное, наш полк оказался. И мы спешим туда на повозках. А сани к чему?

По дороге мы узнали от Кравчука, что где-то впереди в нашем обозе ехала Капа, попросившая его в самые последние перед отступлением минуты взять ее в повозку с небольшим узелком. Капа намеревалась устроиться сестрой в дивизионный медсанбат.

Когда мы с Петром слезли с повозки и хотели найти Капу, Кравчук сказал:

— Опоздали. Ищи ветра в поле…

8

Наступившая весенняя распутица и бездорожье осложнили доставку боеприпасов. Трудно стало добираться до дивизионных и армейских складов. Поговаривали, как бы тылы не оказались отрезанными от переднего края непроходимыми болотами и чащобами приильменских лесов. А фронт не мог ждать, пока просохнут дороги или саперы намостят настилы для большого подвоза. Кое-где на дорогах уже появились вьючные лошади с двумя мешками по бокам, в которых лежали снаряды. Пока даже таким транспортом успевали полностью вывозить на батареи все, что давали.

В артиллерийском управлении армии твердо руководствовались нормой, боекомплектом, а на батареях нормы расходов мин и снарядов не признавали и требовали дать столько, сколько нужно. А сколько нужно на войне снарядов сегодня или завтра, сказать никто не может.

На батареях дорожили каждым снарядом, каждой миной. Наша полковая батарея все чаще молчала. Не хватало снарядов. Она не могла отвечать на методичный обстрел нашего переднего края немцами, имея в своем распоряжении как неприкосновенный запас всего несколько снарядов. На огневые позиции нам лучше было не показываться. Немцы до поры до времени активных действий не предпринимали. Но затишье было недолгим.

Ранним апрельским утром я был разбужен неожиданным артиллерийским налетом немцев на участке нашего полка. Прислушался. Да, на переднем крае опять было неладно. Вскоре прибежал посыльный командира батареи, который рассказал, что немецкие автоматчики чуть ли не ворвались в окопы нашего первого батальона. Нужны снаряды, и как можно быстрее.

— Комбат просил привезти сколько можно, — закончил запыхавшийся боец.

— Снаряды распределяет начальник артиллерии полка, а не комбат, — сказал невозмутимо Кравчук.

— Так они же там, на батарее! — закричал посыльный.

— Ну раз так, отвези ящиков пять, — не совсем уверенно распорядился Кравчук.

— Их всего десять, — подсказал я.

— Значит, половину. Действуй…

Батарея стояла примерно в полутора километрах от нас, но добраться до нее было не так просто. Надо было ехать по сырому полю, с которого еще не везде сошел снег. Кроме того, на пути был неглубокий ручей. Его переходили и переезжали вброд. Посыльный пошел на батарею, а я к командиру транспортной роты за лошадью.