Бои местного значения - [12]

— Значит, решил бросить охрану боеприпасов? Решил бежать? Ты знаешь, что за это бывает по законам военного времени? Трибунал. Сиди и не рыпайся.

— Я же не в тыл, а на фронт прошусь.

— Все равно не имеешь права. Ты несешь охрану боеприпасов.

Мне не сиделось на месте. Никакого занятия я себе придумать не мог. Чувствуя мое мятущееся настроение, дядя Вася предлагал мне нести охрану склада не из окна в натопленной избе, а на улице, по уставу, с примкнутым к трехлинейке штыком.

— Поостынешь на морозе, и все пройдет, — спокойно рассуждал запорожец. — И все станет на свое место. Бывает…

Как заведующий складом и отвечающий за его охрану, он мог назначить меня на этот пост.

— Не торопись. Успеешь навоеваться досыта, — гарантировал мне дядя Вася, когда заходил разговор о том, что мы бездельничаем в тылу. — Мы не сами остались, — сердился бывший чоновец, — нас оставили здесь…

После обеда у Дуси мы молча возвращались к Лукерье Мироновне, нашей хозяйке. Осмотр склада показал, что к нему никто не приближался.

В избе застали приехавшую Анфису, здоровенную женщину с рыжими, почти красными волосами под белой косынкой. Она мыла горячей водой почерневший пол. Из ведра валил пар.

— Проходите, проходите, — видя наше замешательство на пороге, сказала Анфиса. Даже дядя Вася оробел, увидев Анфису. Он долго топтался у двери, тщательно вытирая валенки. Анфиса, широко расставив босые ноги, поворачивалась то вправо, то влево, размашисто вытирала пол вокруг себя отжатой тряпкой. Изба преображалась. В печке, заставленной чугунками, бушевал огонь. Мы прошли вдоль стенки на носках, уселись на скамейке и уткнулись в окно, глядя на деревенскую улицу, где не было ни души.

Вечером пришла Дуся. Она принесла нам кувшин молока. Анфиса обрадовалась ее приходу. Они затараторили между собой, как будто не виделись несколько лет.

— Долго ты еще там будешь? — спросила она Анфису.

— Ни конца ни края не видать, как и войне. Пилим, грузим, возим… Трудно бабам грузить бревна…

Дуся передернула плечами и украдкой посмотрела на дядю Васю. Они обменялись только им понятным молчаливым вздохом.

— Надька-то чуть не померла, — рассказывала Анфиса о жизни в лесу. — Что-то у нее там внутри оборвалось от тяжести. Упала и катается по снегу, а мы обступили ее и не знаем, как ей, бедной, помочь. На санях отправили в больницу. А до больницы-то ехать да ехать. И одни бабы в лесу, хоть бы одного мужика дали для порядка!

— А возьмите меня, — предложил дядя Вася. — Я сразу порядок наведу, как Яшка-артиллерист.

Анфиса посмотрела на дядю Васю оценивающим взглядом и сказала:

— Такого можно…

Она залилась тоненьким смехом — он никак не подходил к ней — мощной, почти не уступающей кряжистому дяде Васе.

— Как, отпустишь меня, товарищ сержант Гаевой?

— Нет. Нам на фронт надо, — решил я урезонить беззаботно настроенного запорожца.

— Вот видите, какой у меня комсомолец. Они все такие — с характером. А раз так — свернем мы шею фюреру. Свернем…

— Ой, не скоро это будет. Говорят, война надолго. Сколько уже прошло люда через нашу деревню, а фронт на месте, — вздыхала Анфиса. — Никто не возвращается оттуда. А про комсомольцев не надо шуметь. Не говори никому, что ты комсомолец, — понизив голос, обратилась ко мне Анфиса.

— Почему? — удивился я.

— Немец их всех сразу вешает, — ответила она.

— Я в партию вступлю. Дадите мне рекомендацию, дядя Вася?

— Хоть сейчас…

Анфиса уставилась на меня и, как мне показалось, даже подняла руку, чтобы перекрестить, но потом будто спохватилась и опустила свою пухлую, в веснушках руку на передник.

Дядя Вася снял валенки и заходил по чисто вымытому полу в белых шерстяных носках домашней вязки, которые подарила ему Дуся. Потом он пошел провожать ее. Анфиса принесла из сарая солому и разбросала на полу, готовя нам мягкую постель. Я сразу же улегся на холодную с мороза солому. Анфиса потопталась за перегородкой, потом, к моему удивлению, тоже прилегла рядышком на соломе. Она лежала на спине без движения, заложив руки под голову, и громко, даже неестественно шумно вздыхала. Дядя Вася долго не приходил, Анфиса молчала. Я тоже не знал, о чем с ней говорить. Мне хотелось, чтобы быстрее вернулся дядя Вася. Как только за окнами послышались его шаги, Анфиса еще горестней вздохнула и ушла к бабке на печку.

На следующий день утром неожиданно приехал на санях ездовой транспортной роты прямо с передовой. Его послали за ракетами и ракетницами, которые лежали на нашем складе. Он привез нам сухарей и еще кое-какое продовольствие.

Мы набросились на него с расспросами о полковых новостях. Ездовой был малоразговорчив и неохотно рассказывал нам о фронтовых делах, да и знал он не так много. От станции выгрузки до места сосредоточения полк, по его словам, прошел не меньше ста семидесяти километров по бездорожью и проселкам, занесенным сугробами снега, в метель и мороз. Пулеметы, минометы и многое другое несли на себе. Дорога была трудной. Пушки увязали на бездорожье, надрывались в упряжке лошади. Расчеты то и дело наваливались на колеса, помогая лошадям. С каждым километром все больше растягивались тылы полка, выбившись из сил, отставали люди и лошади. На привалах сон мгновенно одолевал валившихся с ног бойцов. Нелегко было их поднять и построить.