Богу - [18]
Шрифт
Интервал
Всё всему противоречит
В этом дьявольском кругу.
Всё, что в жизни сберегла ты:
Правда, Бог — больной мираж,
И в тяжелый миг расплаты
Всё с лихвой судьбе отдашь.
И чего ты не имела,
Тоже надо потерять,
Чтоб безропотно и смело
Верить снова, жить опять.
На пути всегда гробница,
Счастлив тот лишь, кто воскрес:
Умирай, чтоб возродиться
На земле, но для небес…
«На террасу, где стояли столики…»
На террасу, где стояли столики,
Где в цимбалы кто-то в красном цокал,
Из гнезда упал вдруг птенчик голенький
И разбился, бедный, насмерть об пол.
Кто-то речь держал о добродетели,
Кто-то звал всех ехать на Таити:
Птенчика, конечно, не заметили.
Я сказал лакею: «Уберите»…
О, мой птенчик, сколько в мире краткого!
Как любовь моя, ты жил немного…
Смерть ко всем приходит одинаково,
Души птичек тоже плачут к Богу.
«Ты в гробу. Не слышу голоса…»
Ты в гробу. Не слышу голоса, —
Неужели он замолк!
И как ласковые волосы,
Твоего наряда шёлк.
Нет тебя, — молчит Вселенная!
На парче твоей узор,
Словно бабочка нетленная,
Как твой милый-милый взор.
На тебе кольцо знакомое;
Твоя белая фата,
Как безмолвное лицо мое,
Как сгоревшая мечта.
И дрожат струи кадильные,
Как солгавшие слова,
Как любовь моя бессильная… —
Умер я; но ты — жива!..
«О, ласковые голуби…»
О, ласковые голуби,
Далекие печали, —
Коль сердце расколола бы,
Тогда б вы увидали,
Какими снами лютыми
Душа моя объята,
И кажется минутами,
Что жизнь ушла куда-то,
Что муку поборала бы
Любовь великой силой,
Но, ласковые голуби,
Не здесь, а за могилой…
«Когда все помыслы случайны…»
Когда все помыслы случайны,
И гаснет пламенная вера,
Беру в немой печали Heine
И раскрываю Romanzero.
Мгновенье — вечность, век — минута,
Слеза смеется, смех — до боли,
И снова верится как будто,
И смысла нет в земной юдоли.
Опять мой светлый храм украшен,
Мечта в молитве заблистала,
И слышу там меж чёрных башен
Бесовский смех и звук хорала…
«В горах зелёных тишина…»
В горах зелёных тишина:
Так хочется покоя…
Но сердце, как из чугуна
И жуткое такое.
Поля нежней, чем акварель:
Так хочется покоя…
Но сгинул первой ласки хмель,
О, время дорогое!
Молчит небес далёких грань:
Так хочется покоя…
Довольно, думать перестань
Про чёрное былое!
В часовне около икон
Один с моей мольбою…
Церквей неясный перезвон…
Как хочется покоя!..
«Кто там так зорко сторожит…»
Кто там так зорко сторожит
Брунгильды каменное ложе? —
Ужели вновь пришёл Зигфрид,
Но там найти её не может?
О, как ревниво стерегу
Тобой покинутое ложе:
Вернуть тебя я не могу,
И злая скорбь мне душу гложет…
«Сегодня ночью, ночью долгой…»
Сегодня ночью, ночью долгой
Мне снились юные года.
Зеленой лентою над Волгой
Вдаль уходили города.
Шумели пристани, и с горок
Змеились легкие мостки;
А жаркий день навеял морок
На эти рыжие пески.
Гудок — то грозный, то плакучий.
Простор. Кружится голова.
А там, беснуясь, злые тучи
Закрыли тенью острова.
Чу, где-то песня… О, затоны,
Где пахнут светлые костры,
Где я, без памяти влюбленный,
Бродил до утренней поры…
Мы в лодке. Счастье — миг единый:
Ты вновь печальна, я суров.
А тут же рокот соловьиный
С далёких спящих берегов…
Зима. На тройке. Петь охота!
Шалит бубенчик. Ночь светла.
Толчок, и лихо гикнул кто-то.
И мчатся кони, как стрела.
Весна. Сорвав с себя покровы,
Река проснулась. Дождь. Гроза.
Но что сулит мне праздник новый?
И я смотрю тебе в глаза…
Теперь — ни родины, пи Волги,
Ни слов любви, ни бубенца…
О, вечер жизни, скучный, долгий!
О, близость ночи без конца!
«Царило лето. Дни погожие…»
Царило лето. Дни погожие.
Высь — голубые зеркала.
Тебе цветы кивали Божии,
Когда ты лугом тихо шла.
Уста сжимали нитку колоса;
Был чёткий взор спокоен, смел;
Резвились ласковые волосы;
На шее крестик мой алел.
На солнце ты казалась строгою
Живою бронзою в огне
И шла зеленою дорогою,
Но не за мной и не ко мне.
«Как страшно мне во тьме ночной…»
Как страшно мне во тьме ночной,
Душа боится мрака!
Бредёт по улице за мной
Приставшая собака.
Туман. Ни звезд, ни фонарей:
Весь город, как могила.
Идём, товарищ, поскорей,
Что смотришь так уныло?
Идём в холодном шалаше
Поужинать со мною:
Хотя б одной живой душе
Печаль свою открою.
Я расскажу тебе, мой пёс,
Про то, как я обманут,
Про боль любви, про муку грёз,
Про то, как люди вянут.
Мы будем в хижине одни;
Портрет увидишь в раме:
Ты на него, мой друг, взгляни
Весёлыми глазами.
В нём то, чего уж больше нет:
Небесная отрада.
Но всё, голубчик, ложь и бред,
Досказывать? — Не надо!..
Я много, много перенёс,
Сгорев в обмане неком.
Как хорошо тебе: ты — пёс!
Быть жутко человеком!..
Немая ночь. Тоскливый мрак,
Душа боится мрака.
Бредёт по улице дурак,
А рядом с ним — собака.
«Тоскует ум. Слабеет вера…»
Тоскует ум. Слабеет вера.
В душе усталой мрак и ложь.
Куда дорогой Агасфера,
Страна родимая, бредёшь?
Суди себя безмерно строго,
Слезами, кровью изойди:
Тогда ты снова узришь Бога
В конце тяжелого пути.
Когда мечта сгорит отравой,
Крестом прикрой нагую грудь
И, став бессмертно-величавой,
Былой Голгофы не забудь!
Иди! Страданье искупило
Безумный грех безумных лет,
И даст великое светило
Тебе, родимой, мир и свет.
Тоска рыдает. Небо серо.
Кошмар и ужас. Где покой? —
О, путь проклятый Агасфера!
О, край отчизны дорогой!
«Робкий свет. С водою блюдце…»
Робкий свет. С водою блюдце.
Растопил свинцовый крест.
Я гадаю (мысли вьются)